Единый поток жизни

Любовь Христова - основная стихия жизни Франциска. Охваченный ее порывом и созерцанием нищеты Его, он не в состоянии принять участие в пышной трапезе кардинала, а садится на каменные плиты пола и плачет, и только так — сидя на полу — согласен вкусить немного пищи в день великого, добровольного уничижения Господа. Это не надуманность, не искусственное взвинчивание себя: в проповеди Франциска пробудилась опять со всею силою апостольская проповедь о пришествии в мир Единородного Сына Божия, "Сына Любви Его" ( - Кол 1. 13) и отдании Им Себя ради нас. Недаром первый биограф Франциска, Фома из Челано,[27] весь еще обвеянный живыми воспоминаниями о Франциске, которыми была насыщена среда его ближайших учеников и сотрудников, так характеризует значение Франциска как проповедника Благой Вести: "Этот человек был послан от Бога, чтобы по примеру апостолов свидетельствовать об Истине во всем мире"; "он горел тем огнем, который Иисус низвел на землю", поэтому "дух обновления был излит в сердца" тех, кто разделяли его подвиг.[28] В той же главе следующими краткими словами характеризуется вся его деятельность: "охваченный преизбытком горящей любви, он вступил на путь совершенства". Автор этой биографии, или, вернее, этого жития, прав: вся загадка Франциска — в Божественной Любви, захватившей его и породившей его ответное отдание себя, и зажегшей его любовью— не только к Господу и Владыке, но и ко всему миру, ко всем людям, ко всей твари, даже неодушевленной, к тому миру, от богатства и блеска и прельщения которого он отказался, чтобы опять приобрести его во Христе; т. е. во имя Того, Кому он безраздельно посвятил свою жизнь. И в Нем он приобрел все, не думая об этом "всем", а только об Евангелии. Но этот Единый просветляет, освещает все. Отсюда — из подвига отречения от своей самоустремленности, — радость, уже теперь просветляющая и преображающая в лучах присутствия Божия, в лучах подвига Христова, и любовь к ближнему, особенно страждущему, к ищущему помощи ближнему, и ко всей природе — к животному, даже растительному миру, даже к миру неорганическому, неодушевленному — камням, ветру, огню, солнцу. Ибо "они приносят весть о Тебе, о Высочайший!"[29]

Вся тварь для Франциска жива и близка его сердцу: он проповедует не только птицам, но и цветам. Скалы и леса, нивы и виноградники, сады и источники призывает он к восхвалению Господа. Он заботится о пчелах и ласточках, он разговаривает с "сестрой цикадой" и "братом фазаном", мало того - "даже по камням ступает он с благоговейным трепетом из любви к Тому, Кто называется Камнем Краеугольным" (super petra etiam dum ambularet, cum magno timore et reverentia ambulabat)[30], а червяка бережно снимает с дороги, чтобы не раздавила его нога пешехода: "circa vermiculos etiam nimio flagabat amore" — даже о червях он пылал чрезмерной любовью, - говорит его древний биограф.[31]

Даже и несовершенное, суровое и злое в природе, и грех в человеке не является препоной для любви Франциска, не затемняет для него образа Божия, живущего в человеке, сияния Божества, которым полон мир и которое всех нас делает членами одной семьи — братьями и сестрами в Боге. И эта сила любви есть вместе с тем просветляющая и духовно восстановляющая сила: ею побежден свирепый "брат волк", этим безмерным порывом любовного смирения смущены и покорены одичавшие и озверевщие разбойники и увлечены вместе с Франциском, по примеру его, многие и многие грешные сердца на подвиг следования Христу. Суровые силы природы смягчаются и просветляются, прикасаясь к его внутреннему свету, побежденные, зараженные той же любовью." И не удивительно, если огонь и другие неодушевленные твари - так читаем в воспоминаниях его учеников - порой повиновались ему и чтили его, ибо, как мы, бывшие с ним, сами часто видали, он до такой степени исполнялся любовию к ним, так услаждался ими и таким состраданием и жалостью к ним бывал подвигнут дух его (ipse tantum afficiebatur ad eos et in eis tantum delectabatur et circa ipsos tanta pietate et compassione movebatur spititus ejus), что он не мог видеть, чтобы с ними обходились неуважительно. И он так беседовал с ними, охваченный изнутри и извне ликованием, как будто бы они были разумными, и вследствие сего часто бывал восхищен к Господу в духе".[32]