Единый (СИ)

— Да, — честно сказал я, вспомнив, что успел рассказать Катерине о любви к Кире, сидя ранним утром у костра по дороге в Князьград. Рина тогда сказала, что завидует ей белой завистью… Подумать только! Тогда я и не подозревал, что Рина — это Катя. Когда она сказала, что некий человек любил ее, но позабыл, я обозвал его сволочью. Рина рассмеялась и посоветовала не спешить судить других.

— Помню, как же, — улыбнулась Рина, — как ты про Киру мне толковал. Рада за нее — честно! Идти с вами, стало быть, мне нежелательно.

— Будет лучше для всех, если ты останешься здесь, — сказал я, испытав огромное облегчение оттого, что Рина такая сообразительная. — В Князьграде. Я дам задание новому Председателю, чтобы оформили на тебя хороший дом и посадили на довольствие… Так, кажется, это называется? Тебя вычеркнут из всех каторжных списков, начнешь жизнь с чистого листа. Выйдешь замуж, если захочешь…

— Да ты прям все распланировал! — чуть насмешливо проговорила Рина.

— Ты против? Единственное, на чем настаиваю, — останься здесь. Живи, как хочешь.

— Я не против, — сказала она. Помолчав, добавила: — И обиду на тебя не держу. Теперь вижу ясно: ты совсем другой человек. Прежний Олесь был романтичным, мечтательным, добрым… А ты, ведун Олесь, куда холоднее… Порой в дрожь от взгляда твоего бросает. И циничный, в людей не веришь совсем…

Я хотел отшутиться — сказать, что, дескать, циничным стал после жизни в Скучном мире, но вовремя вспомнил, что Рина даже после каторги не потеряла веры в людей. И промолчал.

— Желаю вам с Виктором успехов, — продолжила Рина неуверенно. — Спасите Киру, порешайте все свои дела и… возвращайтесь поскорей, что ли.

Она поднялась и неожиданно обняла меня за торс, пропустив руки у меня подмышками.

— Желаю тебе, Олесь, счастья, — проговорила она тихо. — От всего сердца. Хоть и стал ты другим, не забывай, кем был — добрым и отзывчивым.

Я неловко похлопал ее по спине.

— Спасибо, Рина… То есть Катя. Мы постараемся вернуться в ближайшее время…

***

Новому замороченному Председателю я (не без подсказок со стороны Ивы и Витьки) дал несколько поручений.

Во-первых, в срочном порядке организовать ночное освещение Посадов, фермерских жилищ и по возможности всей периферии Вечной Сиберии. После смерти Председателя и незавершенной установки допарта на мой нейрочип Поганое поле начнет пожирать территорию государства с удвоенной или утроенной силой, люди в опасности. Никто из нас не знал, когда и с какой скоростью атакует Поганое поле, но соломки подстелить следовало уже сейчас.

Во-вторых (и это поручение я дал громко, чтобы Рина не пропустила ни слова), нужно было отменить издевательства над людьми на каторге — вроде обливания холодной водой, внушения через чип всяких страшных мыслей, непосильных работ и неоказания медицинской помощи тем, кто в ней нуждался.

В-третьих, обеспечить Рину элитным жильем в Князьграде с прислугой и государственным обеспечением на постоянной основе. Имя Рины требовалось удалить из всех списков преступников, обелить, отмыть и припудрить.

В-четвертых, следить за тем, чтобы в Вечной Сиберии все оставалось на своих местах, и ждать Олеся Панова сотоварищи. Все Модераторы и Администраторы должны ожидать условной фразы “Олесь Панов из Скучного мира прибыл развеяться”, после чего оказать сказавшему эту фразу всякое вспомоществование. Фразу придумал Витька, заверив, что случайно ее никто не сболтнет. И если по каким-либо причинам в Вечную Сиберию заявится один Витька или Кира, без меня, эта фраза обеспечит им зеленый свет.

Я не уточнял, куда, по мнению Витьки, я мог подеваться. Мало ли что? Витька прав, что рассчитывает на будущее, в котором может меня и не быть.

В-пятых, я потребовал от нового Председателя найти нам самую лучшую машину для путешествий по Поганому полю, несколько смен одежды, запас жрачки, палатку и инструменты для выживания в диких условиях. Попросил еще вечную батарею, но таковой в Вечной Сиберии не нашлось; по крайней мере, Голованов про такую не знал.

— Заедем к Решетникову, — зловеще ухмыляясь, сказал я Витьке. — Пообщаемся со старым хрычем. Может, у него завалялась еще одна батарея.

— На фига она нам? — удивился пацан. — Чтобы снова взорваться?

— Бомбу при нас пусть обезвредит. Я его так зачарую, что он соловьем запоет…

— А еще он — ипостась Единого, — сказал Витька помрачнев. — Как и я… То есть мы трое.

— Чушь и профанация, — отрезал я. — Никакие мы не ипостаси. Кирсанов сам сказал, что Единый меняет личины. Мы — это мы.

— Почему же тогда я вижу видения? Про кровищу и Знак?

— Потому что в тебе проснулись ведунские навыки. Это мы выясним у тех северян на драккарах, у них тот самый Знак на флаге. Может, ты стал жертвой наведенной пси-передачи. Не обязательно быть для этого ипостасью Единого.

— У меня были такие видения до смерти? Я че-то не помню.

— Не было.

— Вот видишь! Единый нас обоих воскресил и кое-что изменил…

— И все же мы — это мы, Витька! Пусть даже нас создал Единый — ну и что? Всех людей рождают другие люди, это не значит, что любой человек — копия своих родителей. Не парься.