Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова

Случилось это в то самое время, когда другие православные государства склонились к упадку и гибели. На православный Восток надвинулась гроза турецкого завоевания. Из Азии турки перешли в Европу; в исходе XIV и начале XV века покорили они балканских славян и кольцом окружили Царьград. В ожидании своей гибели греки искали помощи даже у папы (§ 45). Ничто, однако, не помогло, и в 1453 году Царьград был взят турками. На Востоке не осталось ни одного православного государства, ни одной независимой епархии. Одно только Московское государство имело православного государя и независимого митрополита; одно только оно росло и крепло, объединило могучее великорусское племя и сбросило с себя последнюю тень татарского ига. С давних пор, с самого принятия Русью христианства, на Руси усвоили мысль о том, что все «православие» (то есть совокупность православных христиан) испокон века объединено под единою верховною властью греческого государя («цесаря», «царя») и греческой церкви. Поэтому‑то и Константинополь, столица царя и патриарха греческих, Русью был назван «Царьградом» и почитался за столицу всего «православия». Теперь, когда Царьград был пленен турками и все восточные государства и церкви подчинены ими, в православии не осталось иной столицы, кроме свободной Москвы. Московские люди поняли это вскоре после падения Константинополя. Московские князья Иван III и Василий III начали смотреть на себя как на наследников и преемников греческих царей. Иван III женился на греческой царевне, усвоил себе греческий герб; как он, так и Василий III иногда стали звать себя «царями». Такой взгляд разделялся и выезжими на Русь греками, и балканскими славянами, которые московских князей называли прямо наследниками императоров. В тогдашней русской письменности сами русские люди охотно писали о преемстве между Византиею и Москвою. Между прочим, псковский инок Филофей посвятил великому князю Василию III послание, в котором доказывал, что сперва мировою столицею был Рим старый, затем Рим новый (Rоmа nоvа – Константинополь), а в последнее время стал третий Рим – Москва. «Два Рима падоша (говорил Филофей), а третий стоит, а четвертому не быти». Такое выражение получила мысль о всемирной роли «Москвы – третьего Рима». Вслед за Филофеем другие писатели раскрывали ту же идею: мысль о передаче всемирного главенства от Царьграда Москве они старались доказать и пояснить всеми способами. Указывали на то, что во многих случаях святыня сама чудесным образом переходила из Греции (например, Тихвинская икона Богоматери). Передавали предание, будто апостол Андрей Первозванный был в Русской земле, благословил горы Киевские и предсказал, что на Руси будет цвести истинная вера; на этом основании заключали, что русская церковь ведет свое начало от апостолов и потому является достойною преемницею греческой церкви. Рассказывали далее, что знаки царского сана давно были переданы самими греческими царями (именно Константином Мономахом) на Русь великому князю Владимиру Мономаху, а от него перешли к московским великим князьям. В Москве действительно существовала (и существует) шапка Мономаха, а также его оплечья (бармы)[48], которые возлагали на себя великие князья при венчании на престол. Сложилась, наконец, легенда даже о том, что русская династия происходила от первых римских царей, так как Рюрик был будто бы потомком Пруса, брата императора Августа. Целым рядом подобных преданий была укреплена в Москве мысль о том, что Московское государство есть первенствующее во всем «православии», что московский князь есть «царь православия» и что московская церковь, сохранив, одна изо всех православных церквей, свою независимость и чистоту, тем самым стала выше старых восточных патриархатов.

Усвоив эту величавую мысль, московские князья готовы были взять на себя вселенскую роль царей всего православного мира. Понятно, почему их власть казалась такою могущественною и самодержавною. Но эта самодержавная власть не всем была приятна: против нее стало заметно движение в московском боярстве XV века.

§ 54. Боярство и княжата; их притязания. В первое время возвышения Московского княжества в Москве образовалось преданное князьям боярство (§ 43). Древний обычай давал боярам и вольным княжеским слугам право уходить со службы князю, если слуга бывал недоволен своим «государем» (хозяином). Знатнейшие из слуг, бояре, сверх того, считали себя вправе участвовать в княжеской думе и обсуждать все дела управления и политики. В XIV столетии бояре не уходили от московских князей, потому что в Москве им было лучше и доходнее, чем где бы то ни было. Напротив, из других княжеств добровольно приезжало в Москву много слуг на московскую службу. Имея прямую для себя выгоду в успехах Москвы, бояре московские всеми силами старались об усилении московских князей и были их верными слугами. Не раз они даже правили княжеством за малолетних князей и никому не давали их в обиду. Зато и князья ценили и жаловали своих бояр[49].