Единый учебник новейшей истории

Когда-то, если что-то где-то происходило, то немедленно вылетала в то место комиссия для расследования. Первый вывод комиссии был всегда одинаков: низкая организация службы. Означало это то, что те, кто отвечает за вверенный объект, в данном случае, за безопасность пассажиров, не сделали все для того, чтоб предотвратить теракт. Жесткое заявление, но иначе и быть не может.

Когда-то никого не интересовало, спим ли мы вообще-то, как мы спим и где, и когда мы едим. Задача должна быть выполнена любой ценой, хоть ценой твоей жизни – вот, что от нас требовали. Когда я бываю в аэропортах, наших и не наших, я всегда замечаю детали – плохой контроль, охраны никакой и так далее. Это привычка. Она долго вырабатывается, а потом остается навсегда. Идешь по улице и оцениваешь крыши, подворотни, а попадается навстречу милиционер, со скучающим видом тащащий подмышкой автомат, то сразу прикидываешь – два шага до него, бросок в глаза, подхватываешь автомат… Это автоматически, ты просто проигрываешь ситуацию.

Есть такая порода людей – они ищейки, и они все время настороже. Если безопасность аэропортов доверена таким людям, в таких аэропортах очень трудно быть незамеченным – люди-ищейки всегда почуют. Почему можно спокойно пройти в зал прилета? Почему встречающие входят в этот зал? Почему их не проверяют? Вопросов много. Но стоит вам только поставить у входа человека-ищейку, и работать террористу становится сложнее. Кстати, обычные рабочие милицейские собаки отлично чувствуют человеческое волнение, неадекватное поведение. От человека с таким поведением исходит иной запах. Я уже про запах взрывчатки и железных болтов и не говорю. Просто от человека исходит запах опасности. Собаки это чуют. Поставьте собак – человек увидит их и занервничает, а собаки его почуют.

И еще: любые антитеррористические мероприятия у нас длятся трое суток. Это уже давно проверено. Трое суток – и дальше все идет на убыль. Притупляется бдительность. Она не притупляется только у людей-ищеек. Она – их сущность. То есть, все, как всегда – кадры и организация службы.

А Эльвира Набиуллина разрыдалась прямо на совещании, когда сообщили о теракте в Домодедово. Черт его знает, может быть, они – чиновники – все еще люди, и чувствуют то же самое, что и другие люди? Может, в них осталось еще чего-то человеческое, среди диодов, и они чувствуют чужую боль? Может быть, не все они воруют, потому что какую же боль может испытывать вор? Или просто нервы на пределе – катимся, вот и нервы.

Дмитрий Анатольевич в Давосе. Всего на несколько часов, полагаю, дабы произнести там речь – неудобно, все-таки, готовили, готовили. Интересно, почки птичьи, что он там пообещает инвесторам? Не таким, конечно, как компании «Siemens» и «Daimler» – эти давно замечены в понимании основных интересов российских чиновников, а другим, которые с большим волнением следили за тем, как у нас морили господина Магницкого, взявшего на себя смелость утверждать, что его преследуют (ах, ах!) самые высокие милицейские чины, не наказанные до сих пор (мы же боремся с коррупцией, кошкин х…й), и при этом куда-то делись из бюджета 5,4 миллиарда рублей – вот ведь незадача, никак их не найти, Магницкий смог бы, но он, увы, уже мертв. И при этом незаметно спи…д…ли три компании, принадлежащие фонду «Hermitage» – кто ж это забудет. Это только у нас – встал на утро и ничего не помню, что обещал вчера – а там даже Ходорковского с Лебедевым, этакая лабуда, все еще помнят, етишкин городовой. Тут, уж я не знаю, как Дмитрий Анатольевич будет изворачиваться, и будет ли он приводить в пример компанию «ВР», подобранную нами недавно на закаканом мексиканском побережье – не знаю, не знаю. Тут лицо, думаю, придется правильно держать, ожидая в него нескончаемый поток божьей росы.

Справка: слово «спи…д…ли» – это сокращенное от «спинодалили», что, в свою очередь происходит от таких слов, как «спинодаль» и «спинодальный распад». Оный распад состоит в расслоение однородного вещества на различные фазы, а слово «х…й» – это, в данном случае, слово «хомутовий». Выражение же «етишкин городовой» – означает вертикально поставленного городового в местечке Етишки. А «закаканое побережье» – означает только то, что в месте том осталось очень много вопросов, начинающихся со слова «как».

А Жозе Мануэла Баррозу в Европарламенте надавали по попке за состояние дел в России с правами человека (это они о Ходорковском и о Немцове – у нас-то, в основном, нарушаются права только этих людей). Жозе оправдывался, лепетал что-то про «уважение принципов правого государства». То есть, наше государство показалось ему правовым. Ах, Жозе, Жозе, а вот мне показалось, что депутаты Европарламента подозревают вас, наш Жозе, – нет, не во взятки, конечно, и не в откате, боже упаси – а, как бы это помягче, да поинтеллигентней, что ли – подозревают они вас в сочувствии (именно так) нынешней в России власти (хорошо сказал!). Жозе краснел, мычал, потел, как школьник, но кожа у него, подозреваю, крепкая, чиновничья, выдержит, надеюсь, не пойдет коклюшками.