Эдит Пиаф

Берто Симона Эдит Пиаф

Симона Берто

Эдит Пиаф

перевод с французского - С.А.Володина и А.О.Малинина

оглавление

часть первая

глава первая. Из Бельвиля в Верней

глава вторая. "Моя консерватория - улица"

глава третья. Четверо в одной постели

глава четвертая. Папа Лепле

глава пятая. Реймон Ассо

глава шестая. Рождение "священного идола"

глава седьмая. Поль Мёрисс - "равнодушный красавец"

глава восьмая. "Биду-бар"

глава девятая. Эдит открывает Ива Монтана

глава десятая. Завоевание Америки

глава одиннадцатая. С Марселем Серданом "Жизнь в розовом

свете"

глава двенадцатая. Эдит занимается спиритизмом

часть вторая

глава тринадцатая. В Булони никто не задерживается

глава четырнадцатая. Начало "черной" серии

глава пятнадцатая. Праздник любви с Жаком Пилсом

глава шестнадцатая. В омуте наркомании

глава семнадцатая. "Нет, я не жалею ни о чем"

глава восемнадцатая. "Вот зачем нужна любовь!"

глава девятнадцатая. "Теперь я могу умереть, я прожила две

жизни"

В память о тебе, моя Эдит, написала я

эту книгу; здесь все честно,

откровенно, здесь и смех твой и твои

слезы.

Последние твои слова все еще звучат в

моих ушах: "Не дури, Момона".

С тех пор я жду, что ты снова поведешь

меня за руку, но, Боже, как это

ожидание затянулось!

Я выражаю благодарность Марселле Рутье,

которая любезно согласилась оказать мне

помощь.

Симона Берто

"Жизнь её была так печальна, что

рассказ о ней почти неправдоподобен

настолько он красив."

Саша Гитри

часть первая

глава первая. Из Бельвиля в Верней

У моей сестры Эдит и у меня общий отец - Луи Гассион. Он был неплохой малый и большой любитель женщин - и надо сказать, их было у него немало. Всех своих отпрысков отец признать не мог, да и его партнерши далеко не всегда могли с уверенностью сказать, кто отец ребенка. Своих он насчитывал около двух десятков, но поди знай!.. Все это происходило в среде, где ни перед тем как сделать ребенка, ни после люди не ставят в известность чиновников мэрии. У меня, например, был еще один отец, тот, кто значился в документах,- Жан-Батист Берто. Но он дал мне не жизнь, а только свое имя. У моей матери - она вышла замуж в пятнадцать, а в шестнадцать уже развелась было еще три дочери от разных отцов.

В какой-то период она жила в пригороде Фальгиер в одной гостинице с папашей Гассионом. Его мобилизовали. Я появилась на свет после его приезда в отпуск во время затишья на фронте в 1917 году. Их встреча не была случайной, они давно нравились друг другу. Однако это не помешало матери подцепить только что приехавшего в Париж восемнадцатилетнего парня Жана-Батиста Берто. И он, не задумываясь, повесил себе на шею двадцатилетнюю женщину, троих ее дочерей и меня впридачу, только находившуюся в проекте.

В день, когда ему исполнилось двадцать, Жан-Батист отбыл на фронт, имея на своем иждивении пятерых детей. Я не успела еще подрасти, как в доме оказалось уже девять душ, и не все были детьми папы Берто, как мы его называли. Как это ни покажется странным, они с матерью обожали друг друга. Это не мешало ей время от времени - хвост трубой - исчезать из дому на несколько дней. Уходила она с полным кошельком, возвращалась с пустым, зато с новым ребенком в животе.

По чистой случайности я родилась в Лионе, но уже через одиннадцать дней мать вернулась со мной в Париж. Она торговала цветами на улице Мар, напротив церкви Бельвиля.

Я почти не ходила в школу. Никому это не казалось нужным. Но все же изредка меня туда отправляли... Главным образом в начале учебного года, чтобы получить деньги на оплату электричества, и 1 января, когда выдавали обувь.

По мнению матери, это была единственная польза от школы. Что касается остального, она говорила: "Образование, как деньги, его нужно иметь много, иначе все равно будешь выглядеть бедно". Поскольку в то время посещать школу было не так уж обязательно, моей школой стала улица. Здесь, может быть, не приобретают хороших манер, но зато очень быстро узнают, что такое жизнь.

Я часто ходила к папаше Гассиону в пригород Фальгиер. В эти дни я всегда радовалась, так как была уверена, что любима. Он находил, что я на него похожа. Миниатюрная, гибкая, как каучук, с большими темными глазами, я была вылитый отец! Он заставлял меня делать акробатические упражнения, угощал лимонадом со льдом и давал мелкие деньги.

Я очень любила отца.

Он называл меня Симоной без всяких уменьшительных вариантов - ярлыков, которые родителям полагается наклеивать на своих деток. Отец был рад мне. Он видел, что я расту, этого ему было достаточно, чтобы считать, что мать кормит меня и смотрит за мной. Правда, в один прекрасный момент расти я перестала, набрав всего полтора метра.

Отец был акробатом, не ярмарочным, не цирковым, не мюзик-холльным, а уличным. Его сценой был тротуар. Он чувствовал улицу, умел выбрать самый выгодный участок тротуара, никогда не работал где попало. Среди своих он слыл человеком бывалым, знающим хорошие места - словом, профессионалом. Его имя имело вес. Если я говорила: "Я дочка Гассиона", то могла рассчитывать на определенное уважение.