Эдит Пиаф

все смеялись вместе со мной. Я рассказывала разные истории. Они

не были слишком сложными, но это были мои истории, те, что

случались со мной.

Приученная бабушкой с материнской стороны к красному вину, я

ревела, когда в Бернейе вместо него давали воду: "Не хочу воды.

Мена говорила, что это вредно, что от воды болеют. Не хочу

болеть".

...Сидя на скамеечке, в окружавшем меня мраке, я пыталась

петь. Я могла слушать себя часами. Когда меня спрашивали: "Где ты

научилась?" - я отвечала с гордостью: "На улице Рампоно" (там был

кабачок, куда ходила Мена). Чтобы выпить за чужой счет, бабка

водила меня на танцульки в кабачки, в трактиры. Она говорила:

- Спой, малышка, спой им "Ласточку из предместья".

Ее звали ласточкой из предместья,

А она была просто девушкой для любви.*

______________

* Тексты песен даются в подстрочном переводе. - Ред.

Все вокруг смеялись, и Мена получала свою рюмку".

Эдит часто вспоминала свою жизнь в Бернейе. "Девицы" по вечерам веселились, в комнатах приятно пахло сигаретами и вином, с шумом взлетали пробки от шампанского. До слуха девочки, правда, доносились лишь звуки веселья - бабушка считала, что ей не место в гостиной.

Некоторых клиентов Эдит знала. Она их делила на две группы: на тех, у кого был интеллигентный голос, а колени обтянуты тонким сукном, и на тех, кто был грубее и у кого кололась борода.

"Дамы", как их называла Эдит, были ласковы, и от них хорошо пахло. Эдит с ними больше никогда не встречалась, кроме одного раза - несколько человек приезжали на похороны отца.

"Папу я тогда не знала. Никогда не слышала, поскольку не

могу сказать: видела.

Мне было года четыре, когда меня впервые повезли к морю.

Непонятная музыка и незнакомые запахи. Я сидела на песке. Это

была не земля, про которую мне говорили: "Не пачкайся". Я

набирала его полные пригоршни, и он сыпался, сыпался... Как вода,

которую можно удержать.

И вдруг слышу незнакомый голос:

- Мне сказали, что тут есть маленькая девочка, которую зовут

Эдит.

Я протянула руки, чтобы потрогать, и спросила:

- Ты кто?

- Угадай.

Я закричала:

- Папа!

Увидела я его только два года спустя.

Я всегда считала, что этот период жизни во мраке дал мне

способность чувствовать не так, как другие люди. Много позднее,

когда мне хотелось как следует понять, услышать, "увидеть" песню,

я закрывала глаза. Я их закрывала и тогда, когда хотела

"исторгнуть песню" из глубины моего существа или мне нужно было,

чтобы голос зазвучал как бы издалека".

Я была еще совсем маленькая, когда мать, болтая при мне с подругами, сказала: "У Симоны есть сестра, ее зовут Эдит, она слепая".

Моя слепая сестра, которая жила где-то у матери моего отца, меня нисколько не интересовала. Дома было полным-полно сестер и братьев. Чем она лучше? Все мы, правда, от разных отцов. Подумаешь!

Как потом выяснилось, у Эдит вскоре после рождения выросла катаракта, но никто этого не заметил. Она не видела в течение трех лет.

Бабушка Луиза повезла ее как-то в Лизье, в департаменте Кальвадос, куда паломники отправляются на богомолье к святой Терезе. И Эдит прозрела. Это было настоящим чудом, она верила в него всю жизнь. С этого момента она стала поклоняться святой Терезе: носила ее образок, а на ночном столике у нее всегда стояла ее иконка.

Надо сказать, что "чудо" произошло довольно любопытным образом. Уже не помню, кто рассказал об этом Эдит, наверное, отец. В семь лет у нее уже были воспоминания. Эдит очень хорошо обо всем помнила.

В Бернейе жизнь была иной, чем на улице Ребеваль. Через бордель проходит много разных людей, попадаются и образованные господа. Слепого ребенка здесь не воспринимают как наказание, его лечат. Даже если это стоит денег. А эти "дома" имели большой доход.

В Лизье врач сказал: "Шансов на излечение мало". Однако бабушка регулярно возила к нему Эдит. Лечили ее ляписом, глаза жгло, но малышка терпела, мечтая увидеть свет, солнце. Она старалась вспомнить, как выглядела улица Ребеваль в Париже. Но она была тогда совсем крошкой, и у нее всегда было плохо с глазами, все расплывалось, было мутным.

В округе и в "доме" все поклонялись святой Терезе из Лизье. Однажды Кармен сказала:

- Дождь из роз она сделать может, а почему бы ей не совершить чуда для нашей детки?

Все в борделе с ней согласились, даже те, у кого не было особых оснований верить в чудеса. Бабушка и "мадам" нашли мысль разумной. В перерывах между двумя клиентами девушки стали возносить молитвы.

Молитва, как деньги, запаха не имеет, и "мадам" дала обет: если девочка прозреет, она пожертвует церкви десять тысяч франков - в 1921 году это была большая сумма. Чтоб заключить сделку, нужно было ударить по рукам с маленькой святой, как это положено в Нормандии,

Поездку к ней назначили на 19 августа 1921 года. 15 августа был праздник, "заведение" должно было работать. Но все пребывали как в лихорадке. И "мадам" сказала:

- Девочки, собирайтесь! Все поедем, а "дом" закроем. Вам полезно подышать воздухом.

Начались сборы: "Я тебе дам свою черную шляпу, а ты мне - то платье, ну, знаешь, приличное!"