Пока же мы счастливы, полны надежд. Да и как не обманываться! Все внушает нам веру. Мы все вместе перекусываем на кухне. Среди нас какая-то случайная женщина, которой не объяснили, что она не "У Максима", и она продолжает оставаться в шляпе... Мишель Ривгош, новый потрясающий поэт-песенник, и верная Гит тоже здесь. Разговор идет о песнях. Эдит прерывает всех; "Я вспоминаю одну песню..." - и вдруг замирает на месте: "Я вспоминаю одну песню...", но это же здорово! С мелодией в таком духе..." - и она напевает мотив, который звучит у нее в ушах уже несколько дней.
Мартэн говорит, что напишет слова с ней вместе.
- Вот видишь, ты все-таки пришел к песне о любви!- смеется Эдит.
Среди ее друзей композитор Ж.-П.Мулен. Эдит говорит ему: "Живо за рояль!"
Ее творческий порыв увлекает всех. Еда забыта. Всю ночь кипит работа. Феликс во весь свой огромный рост вытянулся в кресле, сон свалил его с ног... Эдит призывает его к порядку.
- Эй, здесь сначала все вместе работают. Спят потом!
- Я этого не знал,- отвечает Феликс.
Эдит взрывается. Меня разбирает смех.
Возвратились добрые старые времена. К утру песня готова. Она принесет успех Феликсу Мартэну в "Олимпии". Эдит, свежая, как зяблик на заре, презрительно бросает: "Момона, свари им кофе, они на ногах не держатся!"
Я смотрю на них. Глаза у всех слипаются. Придется их будить, чтобы они его выпили!
- Слабаки! Пойдем с тобой в ванную, поболтаем!
На этот раз Брюно Кокатрикс перестраховывается: с самого начала приглашает Эдит на четыре месяца. И снова она побивает все рекорды: и по срокам и по сборам. Больше, чем когда-либо, она - Великая Пиаф. Эдит счастлива? Не совсем: любовь к Феликсу Мартэну едва теплится в ее сердце.
"Момона, на время контракта в "Олимпии" его хватит!" - Прогноз звучал не слишком обнадеживающе, но и он оказался чересчур оптимистичным. Феликс Мартэн выдохся через два месяца.
"Я не знал, что такое Эдит Пиаф! Вот это класс!"
А мне она сказала: "Видишь ли, Момона, у него широкие плечи, но на него нельзя опереться!"
Я знаю, что она несправедлива, что дело не в плечах. Ее надо любить ради нее самой, не ожидая вознаграждения. С ней часто трудно, приступы ее гнева не всегда легко выносить, она язвительна, иногда до жестокости, деспотична, ревнива, требовательна, и, однако, к ней можно обратиться с любой просьбой, она всегда готова все отдать. Такова Эдит. Но для Феликса Мартэна она никогда не была большой любовью. Поэтому его можно понять. Кроме того, властность и уверенность Эдит подкреплялись славой и деньгами. Сколько подонков твердили ей, что она самая великая, самая красивая, самая лучшая. Но когда неоновый фасад Эдит Пиаф гас, оставалась женщина с лицом наркоманки и алкоголички, с сердцем, покрытым рубцами, ранами, следами множества ударов. Ни один мужчина не пощадил ее. Каждый отметил своим шрамом.
Чтобы выстоять, Эдит снова стала прикладываться к рюмке. Немного, но вспышки гнева окрашиваются в тона злости и ненависти. Тогда Мартэн переходит в атаку: он считает, что крепко стоит на ногах: он - "американская звезда" Пиаф, после нее он не останется без контрактов... он ей не прислуга и, вообще, достаточно самостоятелен, чтобы плыть на своих парусах.
Это разрыв. Сердце Эдит по-настоящему не задето, ему нанесли царапину, но оно кровоточит!
"Понимаешь, этот был первым после периода пустоты, периода
безумия. Я думала, он вытащит меня из ямы, а он, сам того не
понимая, толкает меня в нее головой вперед".
Задета гордость Эдит, ее самолюбие. Мужчина ее оставил. Она пала так низко, что ее можно бросить, плюнуть ей в душу!.. Каждый день в течение двух месяцев ей придется встречаться с Мартэном, чья гримерная - рядом, придется выносить его самодовольную улыбку! Правда, это продлится недолго. У дверей "Олимпии" ее уже ждет Жорж Мустаки. Он молод, красив, талантлив. Для нее он будет той первой катастрофой, которая повлечет за собой лавину всех остальных.
Жорж Мустаки каждый вечер поет в "Колледж Инн" на Монпарнасе. Ловкости ему не занимать. Он ставит на туза червей, разыгрывая восхищенное обожание. С Эдит это козырная карта. Не проходит и двух дней после разрыва с Мартэном, как в ее гримерной раздается стук в дверь.
"Когда он вошел, Момона, меня словно током ударило. Давно я
этого не испытывала. Изящный, глаза ласковые, улыбка мальчишки,
который пришел на праздник. Весело и просто он рассказал мне, что
пишет песни и исполняет их в одном ночном ресторанчике на
Монпарнасе и что хотел бы просить меня приехать его послушать,
потому что мое мнение для него очень важно. Представляешь
картину?"
Я представляла, как если бы видела своими глазами.
"Я ответила: "Хорошо, поедем сегодня". На моем месте ты бы
умерла со смеху, если бы видела, как я выходила из "Олимпии"
после концерта. Робер (мой шофер) ждет меня с машиной. Я качаю
головой и сажусь в драндулет Мустаки: стиральная машина на
колесах. Говорю ему: "А с места она тронется?" - на всякий случаи
делаю знак Роберу, чтобы он ехал за нами. А вдруг и песни его
такие же, как тачка!
Не можешь себе представить, как я радовалась при мысли, что,