- Он был в хороших отношениях с Лепле?
- Они были друзьями.
- Не считай нас глупее себя. Он был его любовником.
- Я здесь ни при чем.
- Не отпирайся, хуже будет. Итак, когда Жорж приходил за
тобой, с ним бывали те двое? Молодой и матрос?
- Да.
- В семь часов утра ты была с Жоржем?
- Нет, я была с друзьями.
- Жорж пришел к вам?
- Нет.
- Лжешь!
И это повторялось, повторялось без конца, Момона. У меня
раскалывалась голова. Они ели бутерброды, пили пиво, курили. Я
больше не могла. Потом за мной пришел папаша Гийом. Он взял меня
за руку, по-отечески, но в его кабинете все началось сначала.
- Скажите правду, вы же видите, мы о вас все знаем, вы
ничего не можете от нас скрыть".
И все-таки они вынуждены были ее отпустить, но сказали, что она остается в распоряжении полиции.
Несколько месяцев спустя дело было закрыто. Но не для Эдит.
глава пятая. Реймон Ассо
Тем временем я жила на всем готовом - крыша над головой, кормежка. Было даже общество, но уже не такое, как в "Жернисе". И мне было невыносимо сознавать, что я снова оказалась на дне.
Никаких известий от Эдит. Хотя это было даже к лучшему. Меня и так чуть не пристегнули к "делу Лепле".
Казалось, все про меня забыли. Но я ошибалась. Парни, с которыми мы водились, наши "защитники" и их друзья, проявили себя отлично. Через два с половиной месяца наш Анри с помощью одного типа по прозвищу Хромуша сумел меня вызволить. Это целая история. Хромуша разыскал мою мать и уговорил ее заявить, что она берет меня к себе. Он, наверное, ее околдовал: чтобы меня выпустили, матери пришлось хлопотать, а ей ведь было совершенно безразлично, где я нахожусь, раз от меня нет никакой прибыли. Представляю себе, как они ей мозги прочистили.
Меня вызвали в суд около трех часов. Там была мать, и выглядела почти прилично. Я удивилась, увидев ее. А куда ей было деваться? Двое ребят, которые ее привели, ждали на улице.
Все прошло гладко. Социальное обследование показало, что в квартире чисто, что мой отец никогда не пил, а моя мать - безупречного поведения. Были даже такие детали: я узнала, что у меня были птицы и кошка, которых я очень любила. Это у меня-то! Никогда у меня ничего не было: ни животных, ни одежды, ни ласки. Но ребята ничего не упустили, ни одной мелочи. Они были просто гениальны! Еще десять минут, и я бы сама всему поверила. Судья, строгий и справедливый, сказал мне: "Вас возвращают вашей матери". Меня отвезли к "Доброму пастору" за вещами. В семь часов вечера я оттуда вышла. Сначала я отправилась к матери, чтобы соблюсти видимость, а потом помчалась на улицу Вертю, где, как сказал Анри, Эдит пела "У Мариуса" под оркестр.
Когда Эдит меня увидела, она улыбнулась своей чудесной улыбкой, как тогда, у Аль-верна, и сказала:
- Ну вот и ты наконец. Долго же тебя не было. Начинаем все сначала.
Снова беспросветная нищета. Хуже - полный крах. Все отвернулись от Эдит. Друзей можно было пересчитать по пальцам: Жак Буржа, Жюэль, аккордеонист и Ж. Канетти из Радио-Сите, который и потом в течение долгого времени оказывал ей настоящую помощь.
"Знаешь,- сказала мне Эдит,- я не пала духом. Я пошла на
похороны папы Лепле в Сент-Оноре-д'Эло, принесла цветы с лентой
"На память от вашего воробышка". За цветы заплатил Жако. Если бы
ты видела их рожи! Похоронный вид, а у меня - мой, обычный, тот,
который любил папа Лепле. Только лицо заплакано. Выглядела я,
наверное, страшно. Моим траурным платьем стало наше, вязаное.
Женщины все были в черных мехах, кто в гладких, кто в пушистых.
Все эти люди смотрели на меня так, как будто мне там не
место. Но я была на своем месте, Момона. И таких, как я, которые
имели право там быть, было не так уж много!
Вечером я сделала глупость - пошла в "Жернис". Кабаре было
закрыто, пришли те, кто хотел проститься с Лорой Жарни: служащие,
цветочница, метрдотель, ну и актеры, конечно. Один из них сказал:
"Бедная Пиаф, как жаль, что ты потеряла своего покровителя.
Только он один и мог поверить в тебя. Теперь тебе один путь
обратно на мостовую". Запустить бы в него булыжником с этой самой
мостовой!
(Я не назову его имени, это большой актер, и он еще поет.)
Мне казалось, я знаю жизнь, но я не представляла себе, что
люди могут быть так злы. Никогда этого не забуду. Какой урок!"
Она забыла и всю жизнь верила мужчинам и даже женщинам (хотя им не доверяла и не очень-то любила), которые того не стоили и обманывали ее. За ней всегда тянулся хвост льстецов и нахлебников, высасывающих из нее деньги, как пиявки. Они мне были настолько отвратительны, что иногда я не выдерживала и уходила из дому на несколько дней - глотнуть свежего воздуха.
Мы проговорили почти всю ночь. Это было совсем невесело. Эдит рассказала обо всем, что произошло в мое отсутствие.
Иногда она целыми ночами бродила где-нибудь, иногда вовсе не выходила из дому. В течение нескольких недель она плакала, как ребенок, лежа на кровати, зарывшись головой в подушки.
Некоторое время она еще продолжала жить на Пигаль. Потом переехала в отель на улицу Мальты.