Читаем Эдуард Лимонов полностью

Эстетически и философски в первую очередь он тяготеет к Евгению Леонидовичу Кропивницкому – первому из «лианозовцев» (от названия подмосковного поселка). Ровесник Маяковского коротает век со старенькой женой в подмосковном бараке, в крошечной комнате с печью. Кропивницкий для Эдуарда Лимонова абсолютно оригинален в стихах (барачная лирика), в живописи (нарисованные небесные создания – сгустки духа), философии (советский стоицизм). Лимонов перепечатывает на машинке рукописи Кропивницкого и заключает машинописные листы в картонные обложки, которые потом обклеивает ситцем.

Когда в 1971 году Анна легла в подмосковную больницу из-за обострения хронического недуга, Евгений Кропивницкий постоянно ухаживал за ней, приносил ей бумагу и краски. Оставшиеся годы жизни она спасалась рисованием. Может, оно продлило ей жизнь не на один год.

Гость из Харькова по-салтовски крепок, не пасует. Он отыскал выход из провинциальной суеты, дома ему было некомфортно, вокруг недоставало новых ощущений и образов, мало талантливых и оригинальных людей. Лимонов стремился к вершинам поэтического ремесла, ему необходимо было слышать, видеть, читать иных поэтов, рассматривать иные холсты.

В Москву берет подарок Анны – чешский словарь современного изобразительного искусства. Пропадает во дворце на Волхонке, музее, который основал отец Марины Цветаевой, «поэта ритмических захлебов». Матисс, Клод Моне, Эдгар Мане, Ван Гог, Руссо. Египетский зал, мумия сигарного цвета с двумя кокосовыми свежими зубами. Голландский зал. Он постоянно недоедает и прячется от мороза или дождей на грязных и неуютных московских улицах, во дворце среди запахов старой краски, старых холстов, камня, гипса, дерева.

Донашивает пальто – подарок Мишки Кописсарова, костюмы времен работы литейщиком, как очарованный простаивает перед натюрмортами с жирным подбрюшьем селедок на серебре и ломтями хлеба. Возвращается в убогий съемный угол и без устали сверяет имена художников, записанные в музее имени Пушкина, со словарем. В нем делает запись красной шариковой ручкой: «Клянусь стать таким же Великим, как эти гении искусства. Э. Лимонов».

Летом 1968 года, похудев на одиннадцать килограммов, приехал на несколько недель к родителям. Отъесться и успокоиться. Раиса Федоровна настаивала, чтобы сын остался и даже начала подыскивать ему место работы. Вечером в новостях после прогноза погоды увидел кадры дождя на московских улицах и сбитую ливнем листву на бульварах. Слезы навернулись на глаза. Он не отступит. Помчался на вокзал. Именно в те летние недели харьковской передышки писателя произошли события в Чехословакии. Много лет спустя Лимонов вспомнит, как яростно спорил со своим отцом. Защищал Пражскую весну, а бывалый капитан предостерегал от поспешных выводов и противопоставлял ввод войск государств Варшавского договора агрессии США во Вьетнаме.

Шитье брюк, сумок из чешского ситца, пиджаков позволяло выжить в Москве. Может быть, в тревоге за любимую (ведь спекуляция в центре Москвы, в ГУМе грозила сроком заключения) успокаивал нервы, сочиняя поэму «ГУМ».

Поэт идет – он Простаков…Вот Простаков встречает Анну– Ах Анна! Анна! Мы устали…

И даже в последний на советской земле год портняжничество помогало слегка поправить материальное положение. Вместо шитья всяким охламонам пары за 15 рублей спекулянтка Лена-Долгоносик предложила фабриковать простые женские брюки, без карманов, без пояса, вывернутые внутрь края ткани аккуратно оббивать тесьмой и пришивать фирменные лейблы. Продавала за 150, половина – портному.

Лимонов полагает, поставь он перед собой обывательские цели, стал бы хоть самим Славой Зайцевым. Но в Москве ограничивает себя минимальными заработками, бережет время для стихов.

Каждый месяц родители высылают на Главпочтамт до востребования 25 рублей. Относительно немалые деньги для тех лет – настоящая родительская жертва. (Мой дедушка в селе Солошино получал тогда пенсию в девять рублей.) Лимонов пишет стихи где угодно, в любых условиях и позах. Выработалась привычка жить на гроши.

Когда в восьмидесятых во Франции получил за книгу «У нас была великая эпоха» около 25 тысяч долларов аванса (120 тысяч франков), купил вина не за восемь-десять, а за целых пятнадцать франков.

«Смогисты», московские пишущие и творящие поэты и художники, помогли избавиться от высокомерия и провинциальной спеси. Лимонов ценит произведения классных мастеров, набирается знаний. Не завидует, но пытается их превзойти и стать ни на кого не похожим. Дух соревновательности заставляет Лимонова расширять круг общения. Его среда ярка и своеобычна. Леня Губанов (автор строк «Не я утону в глазах Кремля, а Кремль утонет в моих глазах»). Рыжий, в веснушках, высокий, юный Володя Алейников. Старшие по возрасту, но юные по темпераменту Сапгир и Холин.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже