Огоньков тем временем пообещал Марине, что отвезет ее домой в пять утра, а хозяева предложили остаться переночевать – действительно поздно! Остаться Марина не боялась, хотя вернуться домой было бы, конечно, лучше. Но здесь, на этой даче, оставались ее подруги, потом были хозяева и гости хозяев – люди солидные. Что же плохого может случиться? Вон хозяйка – Вера Караханова, так волнуется за гостей, что и сама пешком пошла на станцию разыскивать уехавших. Правда, они разминулись, Вера пришла домой одна, а вскоре приехали и Татушин с Карахановым – привезли с собой Ирину.
Пока же они ездили и ходили туда-сюда, на даче произошло самое интересное. К ужину опять было спиртное, все пили, пил и Стрельцов. Когда Ира ушла, а Татушин с Карахановым уехали, остальные еще сидели в саду. Сначала Инна, Марина и Стрельцов выходили за калитку, потом вернулись, Инна ушла на террасу. Следом собралась и Марина. За Мариной опять пристроился Эдуард. Опять началось какое-то хождение, но в какой-то момент Стрельцов предложил Марине идти спать. На отказ он заявил: «Ты все равно будешь моей!»
Тогда Марина пошла в дом, в комнату, где была Инна. Следом вошел Стрельцов, а за ним – Огоньков. Марина считала, что если они будут все время с Инной, то ничего неприятного не произойдет. Но вдруг Огоньков сказал Инне: «Пойдем посмотрим, не приехал ли Борис», имея в виду Татушина. Инна ушла, и Марина осталась со Стрельцовым. Как только Инна подошла к калитке, то из дома раздался крик Марины, звавшей Инну по имени. Замешкавшись вначале, Инна все-таки пошла в дом, а с ней – Тамара и Огоньков. Но потом Огоньков объявил, что это не их дело – у дачи есть хозяева, пусть они и разбираются. Выключив свет на веранде и в комнате, он увел девушек.
Что происходило дальше с гостями дачи Карахановых, нас не очень интересует. Наша задача – понять, что произошло со Стрельцовым. Марина, оказавшаяся девственницей, вела себя со Стрельцовым, по мнению окружающих, слишком развязно, что в принципе было ей несвойственно. Даже адвокат на процессе заявил, что Марина вела себя не как целомудренная девушка, а как доступная женщина. Из чего это следовало? Да из того, что она прижималась к Стрельцову, позволила ухажеру кормить себя с вилки, целовать, надеть на себя пиджак. На этом основании защитники и поклонники Эдуарда Анатольевича считают его пьяные поползновения абсолютно уместными и закономерными. Лебедеву пытаются представить коварной соблазнительницей, манипулирующей наивными мужчинами. Но все обстоит с точностью до наоборот. С одной стороны – девственница, совершенно неопытная девушка в обращении как с противоположным полом, так и со спиртным. С другой стороны – видавший виды «донжуан», успевший не то что вкусить греховного плода, но и переболеть сопутствующей болезнью. И потом, что это за пещерный взгляд на отношения полов: позволила себя поцеловать – обязана отдаться? А.В. Сухомлинов пишет: «Необъяснима девичья психология». Да нет, тут-то как раз все объяснимо: любопытная, неопытная девушка опьянела и стала вести себя развязнее, чем следовало бы. По той же неопытности пустилась флиртовать, неверно оценив степень галантности и уровень культуры выбранного кавалера. Когда поняла, что кавалер не интересуется романтикой, а требует все и сразу, по-настоящему испугалась. А вот кавалер, привыкший считать себя неотразимым, не мог, очевидно, и мысли допустить, что какая-то провинциалка и в самом деле не собирается ему отдаваться. Необъяснимо как раз другое – когда взрослые дяди пытаются выгородить пьяного бугая и обвинить изнасилованную девчонку, что не отдалась по доброй воле, да еще и посмела кому-то жаловаться. Необъяснимо, когда деяние Стрельцова такие дяди называют «естественным в его возрасте действием» и делают вид, что не понимают: сексуальное насилие может оставить на психике пострадавшего неизгладимый след, дальнейшая жизнь изнасилованной однажды женщины может оказаться сломанной. Биографов-защитников Эдуарда Стрельцова отличает какое-то упорное нежелание быть до конца правдивыми и объективными. Не говоря уже о том, что никто из них не выразил ни малейшего сочувствия Марине Лебедевой. Напротив, ее, точно мужики из дремучей дореволюционной деревни, заклеймили самыми гнусными прозваниями. В самом деле, как ее только не называли: и «б….ю», и «динамщицей», и «кагэбэшницей»… Один даже Фрейда приплел: дескать, такие, как Лебедева, фаллосом грезят и мужчин оттого ненавидят. Ведьма просто! Как в стихотворении М.В. Исаковского:
Мужики, посовещавшись, решили утопить вдову вместе с ее грехом в деревенском колодце: