Эдуард Стрельцов

Вновь: никакого раздражения, ни одного упрёка. Чуть посидели в директорском кабинете — а пора и матч открывать. Речь об Аничкине не получилась художественно выверенной. Ничего. Зато первый удар по мячу он самолично произвёл. Пяткой. По мысленному заказу собравшихся трудящихся. После чего и сел рядом с ними на деревянную лавку трибуны.

А в перерыве его нашёл какой-то товарищ ещё по футбольной команде завода «Фрезер», с которым они вместе выходили на поле без малого 30 лет назад. И заслуженный мастер спорта безмятежно вспомнил всех, с кем выступал «на заре туманной юности». Не каялся ни в чём, не размазывал скупые мужские слёзы по щекам, не кидался земляку на шею — он и на самом деле никого из родных «фрезере-коперовских» не забывал никогда.

Потом как раз и подсел не совсем спортивного вида мужчина с вопросом про поединок с болгарами в Мельбурне. Не возвращаясь к уже разобранному эпизоду, хочу заметить: в книге «Вижу поле...» всё-таки безукоризненно представлен Эдуард Анатольевич начала 80-х. О нём вспоминают — и в нужный момент забывают, его хотят спросить — и не могут (неспортивный мужчина зачем-то поинтересовался прогнозом на встречу «Торпедо» с ЦСКА). О нём слышали когда-то, где-то и от кого-то. И что-то надо было узнать. А что? Две женщины, работавшие на «Авангарде», пробились, например, к тому пригласившему Стрельцова и Нилина на приём директору. Удовлетворили любопытство — лично поглядели на футболиста.

Постарел. Больше, в принципе, дамам сказать было нечего. Данный момент наиболее отчётливо, как мне видится, передаёт отношение к нему в начале 80-х: да, «глыба, матёрый человечище», а почему, с какой стати — и не ответишь.

А. П. Нилин вспоминает и про детский турнир под Донецком образца 80-х, посвящённый как раз московскому торпедовцу. Кто спорит, это очень здорово. Однако Москва-то что же? Ограничилась либерализмом стадиона «Авангард»? Почему, в самом деле, не появились массовые соревнования ребятни на призы Э. А. Стрельцова? С хорошей прессой, рекламой, репортажами по радио и телевидению? А он бы вручал призы лично. Он и на двух трамваях был готов доехать. И, похоже, вовсе разучился обижаться к тому времени.

И что бы там ни говорили, книга «Вижу поле...» — один из лучших (если не лучший) футбольный мемуар. Стало ясно: жива «глыба-то», силён пока «матёрый человечище». То бишь рановато его забыли.

В 1981 году Эдуард Анатольевич поступил в Высшую школу тренеров. И окончил её в 83-м. Не хуже остальных.

Сейчас бы его наверняка в эксперты определили. Однако в те времена такое телевидение не добралось ещё до нашей страны. Лишь отдельные его фразы гуляли по просторам отечества. Возьмём для примера: «“Черенок” — это игрок». Не бог весть что по художественной ценности. Но зато стрельцовское.

Ведь «Черенок» — это Фёдор Фёдорович Черенков, кумир иного времени. И те 20 лет разницы между ними — промежуток чуть не в пропасть. Так, например, до середины 60-х те же «договорные матчи» являлись редчайшим исключением. А в 1978 году, как раз в год появления Черенкова, был введён позорный «лимит ничьих» для первенств по футболу. Если кто забыл: всякая команда высшей лиги могла законно отыграть восемь встреч вничью. За девятую и дальше очков не полагалось. Это насколько же надоели клубы футбольному руководству своим «расписыванием» результатов (играли-то дома и на выезде), если пропала вера в элементарную спортивную порядочность? Потому что — правда ведь — чуть не бо́льшую часть результатов оговаривали до начала соревнований. Ты — мне, я — тебе.

Скажи о чём-то подобном Эдуарду Анатольевичу и тому же Валентину Козьмичу году так в 57-м — молодые автозаводцы, видится, пожали бы, чуть улыбнувшись, плечами. Право слово, дурь какая-то. Футбол-то тогда на что? А во времена Черенкова зараза пошла внутрь. И даже дерзкий, творческий «Спартак» конца 70-х не мог, разумеется, полностью победить надёжно уверовавшую в себя систему.

Хотя именно Фёдор, как Стрельцов когда-то, оппонировал чему-то устоявшемуся — не желая на самом деле ничего подобного.

Нет, модная причёска здесь ни при чём (Черенков году в 83-м тоже сделал себе популярную завивку, с которой успешно забивал головой — как и Стрельцов своим «коком» за четверть века до этого). Главное, бесспорно, — в ином. В «поле», если сразу определить. И у того и у другого (пусть они выступали в разных амплуа) оно непрерывно было перед глазами. Мучило и не давало спать.