Читаем Эдуард Стрельцов полностью

Видите, опять про Индонезию вспомнили. Действительно, немало похожего. И тренер тоже иностранец — британец Курт Вайнхайм. И тактика та, «бетонная». Стрельцов, конечно, старался: есть старое фото, где он выше всех выпрыгивает в штрафной, выигрывая верховую дуэль. Однако такую эшелонированную оборону взломать тяжко. Разве что издали бить. Так хавбек Войнов счёт и открыл, а потом случилось то, от чего в Австралии против той незабываемой Индонезии удалось уберечься: наши умудрились после оплошности защитника Бориса Кузнецова пропустить. Пришлось вновь напрячься во втором тайме, и капитан Нетто всё же склонил чашу весов в нашу пользу. «Комсомольская правда» Стрельцова «боднула», по выражению А. Т. Вартаняна, сообщив, что после Болгарии он «почил на лаврах». И здесь, думается, прослеживается глубокая системная ошибка, о которой уже приходилось и ещё придётся говорить.

Суть в том, что из Эдуарда — даже следуя лучшим побуждениям — пытались слепить образ простоватого, подверженного чужому влиянию, податливого парня, легко способного забыть о долге, крайне редко сознающего значимость того или иного выступления. Играет он, мол, по настроению, ленится, капризничает, зазнается и пр. Что ж, каждый способен обидеться, сорваться, вспылить или, наоборот, слишком поверить в искренность чьих-то комплиментов. На то мы и люди. Однако в случае со Стрельцовым, как мне кажется, нельзя идти по пути удобных и популярных упрощений. Потому хотя бы, что игрок, столь неповторимо творящий на поле, наделён сложным, непонятным большинству мышлением и присущей лишь ему чувствительностью к внешним раздражителям. Он не сводим к примитивным формулам, вроде «зазнался», «заелся», «почил на лаврах». Так справедливо говорить о «калифах на час», о тех, кому вдруг однократно повезло. Тот, кто случайно взлетел на вершину, наивно мнит себя на ней вечно. А Стрельцова наверх никто не подбрасывал, да и, по совести, никто сильно и не помогал ему туда взобраться. Он поднимался сам, за счёт своего таланта и труда. И вот уже четыре года собственными усилиями держится на ней.

Но пора вернуться к удивительному футбольному календарю. Так вышло, что непосредственно на следующий день, 28-го числа, предстояла первая игра экзотического турнира московского фестиваля молодёжи и студентов. Что на первый взгляд позволяло выставить состав, весьма приближённый к первой сборной страны. Конечно, через сутки отбегать новые 90 минут по жаре могут единицы. Стрельцова среди них не оказалось, как и ещё девяти партнёров по нудной и вязкой возне с Финляндией. А «единицей» (за которую по-хорошему надо ставить «пятёрку») оказался Борис Татушин, который выступил также и против фестивальной сборной Судана.

В этом оригинальном футбольном турнире Стрельцов забьёт шесть мячей. В принципе, сам замысел турнира смотрелся неплохо. 16 команд разбили на четыре группы по схеме мировых первенств, причём задействовали стадионы аж восьми советских городов. По два победителя выходили в четвертьфинал, далее — олимпийская система. Квалификация участников, признаем честно, не особенно отличалась по сравнению с недавно прошедшей Олимпиадой. Другое дело, нашим не пришлось добираться бог знает куда, да и время для футбола всем подходило.

Конечно, соревнования выглядели бы ещё привлекательнее, коли бы советское начальство выставило или исключительно студенческую, или принципиально молодёжную команду. Но тогда общий успех становился проблематичен. И пошли метания с составом. Ввели двух ленинградских футболистов: нападающего Храповицкого и полузащитника Дергачёва. Они подходили по возрасту, однако ни до, ни после к играм в ранге сборной не привлекались. Но кандидатуры поигравших в торпедовской основе будущих твёрдых сборников 20-летнего Фалина и 21-летнего Метревели смотрелись вполне осмысленным выбором. А уж Иванов со Стрельцовым представляли безоговорочно правильный вариант: и возраст вполне комсомольский, и опыт выступления за сборную большой. Всё так. Но зачем же включать в боевой молодёжный коллектив Анатолия Евстигнеевича Масленкина 1930 года рождения? Или 26-летнего Анатолия Михайловича Ильина? Два других олимпийских чемпиона — Анатолий Исаев и Борис Татушин — также никак не проходили по возрасту. Что до студенческой скамьи, то высшее образование футболисты (Исаев, например) получали тогда чаще всего после окончания карьеры. Так что команду укрепили зрелыми игроками исключительно во имя первого места. А фестиваль-то мир и дружбу провозглашал...

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука