Читаем Эдуард Стрельцов полностью

Что ж, виной дальнейшего нетипичного для неё (это и в суде потом будет отмечено) поведения окажется то самое брошенное «кодовое» слово. Стрельцов манил к себе — совершенно не желая того. Позднее появится ходовое выражение: «секс-символ». Именно так его воспринимали, не осознавая того, девушки конца 50-х годов прошлого века. Но сам-то он никакой никому не символ — живой, молодой, безусловный талант с собственным тяжким багажом: что-то недодумал, что-то недопонял, что-то не решил. Причём такого «богатства» с каждым днём всё больше. И, получается, никто, по большому счёту, не виноват. Нельзя запретить обожать. Нельзя тем более отменить размышления и переживания творческого по сути человека.

...Всё так. А в итоге получается уголовное дело. Потому что с появления «закусок» на ковре начинается форменное безумие. Ибо пойдёт бесконтрольная выпивка на жаре (28 градусов по Цельсию). А. В. Сухомлинов потом правильно написал: «Все были пьяны». (Кстати, следователи, тоже родившиеся в нашей стране и сознававшие отечественные реалии, поначалу пытались досконально выяснить, кто сколько выпил: полстакана, % стакана и т. д. Потом оставили это безнадёжное дело). Пусть юная Тимашук затем на допросе и скажет, что всё налитое ей спиртное она выливала незаметным образом, однако до конца верить ей, сами понимаете, не получается. Так как подсудимый Стрельцов, многое из того дня забывший, количество выпитого помнил, к сожалению. Литр водки, бутылка шампанского, бутылка коньяка и четыре бутылки «Старки» — фактически ароматизированной водки. Безусловно, такое «богатство» ушло за весь день, а не исключительно во время пляжного отдыха. Но, согласитесь, впечатляет.

Нет, разумеется, ни о каком разнузданном поведении поначалу говорить не приходилось. Наоборот. Стрельцова, например, на пляже узнали поклонники — куда ж от них спрячешься. И Эдуард даже продемонстрировал кое-какие приёмы на пляже у Тишковского водохранилища. Например, так здорово чеканил мячом, не давая тому коснуться песка, что вновь заработал овации от обступивших его любителей прекрасной игры.

Последний, получается, раз ему болельщики аплодировали в 50-е. В начале 60-х его искусство тоже достойно оценят — но произойдёт это далеко от Тишкова. И публика совсем иная соберётся.

А пока, 25-го, молодёжь продолжила отдых на лужайке с песочком. Поиграли в волейбол. Затем (а как же!) на сцену выдвинулся футбол. Организовали команды: «Спартак» против «Торпедо». За красно-белых — Татушин с Огоньковым, за автозаводцев — все остальные, то есть четыре девушки и Стрельцов в воротах. Понятно, действо происходило с визгом, смехом, шутками-прибаутками. Однако, когда Татушин, прорвав девичий кордон, забил-таки победный мяч, Эдуард, который терпеть не мог проигрывать, расстроился. И последовала новая экспедиция в соответствующий магазин.

Хотелось бы заострить внимание на той полудетской, честно сказать, обиде. Вроде по плану отдых: девушки, водохранилище, вино, пляж. Он же рвётся играть, бегать, бороться, соревноваться — и никакая Марианна или Тамара ему самым показательным образом не интересны. Впрочем, кардинально изменить что-либо уже нельзя. Инициатива безвозвратно упущена — и только здесь можно, пожалуй, согласиться с точкой зрения, высказанной в книге «Центральный круг». Потому что он, выдающийся спортсмен, никому теперь не соперник. Это за него начинают бороться.

Ведь привезённые из Пушкина девушки не знали лично ни Огонькова, ни Стрельцова. Татушин и Караханов прибыли, как известно, с дамами. Оттого кому кто из двух оставшихся олимпийских чемпионов, грубо говоря, достанется, решалось, что называется, на месте. Получается, во время того пикника на пляже. И здесь, что подчёркивает в своём исследовании «Насильник или жертва?» А. Т. Вартанян, Марианна Лебедева проявили неожиданную активность. Весьма вероятно, её привлёк исключительно Стрельцов, и именно после того как торпедовец, изрядно выпив, отправился «покататься» на «москвиче» Огонькова вместе с железно, казалось бы, «закреплённой» за Татушиным Инной Ефимовой. Причём ездила новообразованная пара достаточно долго, заставив оставшихся заволноваться. Да и как иначе-то: движение, конечно, не как на Садовой в Москве, однако люди ходят и домашние животные попадаются — водитель же заметно нетрезв. Даже искать гуляк отправились. Но в этот раз обошлось. Никого, слава богу, не задавили, сами тоже здоровыми возвратились. Вот, похоже, с того момента Лебедева и «вцепилась» в Стрельцова. Тамара Тимашук, если резюмировать её показания, никогда — ни до, ни после — не видела Марианну столь пьяной и энергичной. Подчеркну: это были не просто знаки внимания, не кокетливые взгляды и намёки — девушка демонстрировала свою расположенность к Стрельцову откровенно и недвусмысленно. И потом, непосредственно на даче, Марианне можно было уже не признаваться Инне Ефимовой в том, что Эдуард ей нравится: всё было красноречиво показано до того.

Чем объяснить метаморфозу с девушкой, никогда не имевшей репутацию роковой красавицы и сердцеедки?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное