Здесь, на крыше, выясняется, что ядреность новой партии травки Маркуса оправдывает все его ожидания. Мы не достигаем такого состояния, чтобы ходить на носочках по перилам, бросаться вниз, во двор, с невнятным бормотанием «я умею летать! я умею летать!» и трагически завершать жизненный путь досрочно, заслужив себе место в таблоидах, как положено делать ежегодно не менее чем трем студентам. Но мы настолько одурели, что я начинаю пересматривать планы на сегодняшний день.
— Пикник, — говорит Дик.
— Где меньше всего толчеи? — спрашивает Маркус.
— В «Марксе», я думаю, но если мы собираемся все делать по-настоящему, то, конечно, «Крытый рынок»…
— «Маркс», — говорят Маркус и Дик.
В «Марксе и Спенсере» хорошо то, что до него легко добираться из Крайст-Черча. Туда можно проникнуть через черный ход с улицы напротив Том-Тауэр, рядом с Музеем современного искусства и недалеко от паба, где находится Гридирон-клуб, а это значит, что не придется толкаться с нейлоновыми комбинезончиками и детскими складными стульчиками на Корнмаркет.
Плохо в «Марксе» то, что выбор дорогой готовой еды в нем совершенно не способствует проведению элегантных пикников. Мы выходим через пять минут, не найдя ничего более экзотического, чем десять пакетов сандвичей с креветками и майонезом, десять видов хрустящих закусок и две бутылки красного вина, которое мы решили пить вместо «Pimm», потому что со льдом, мятой и фруктами будет слишком много возни, да и в любом случае мы не почувствуем разницы, потому что одурели от травки Маркуса.
Все же я испытываю легкое чувство вины. Все полученные Диком к данному времени впечатления не стоят того, чтобы выезжать из дома. Поэтому для остроты ощущений я предлагаю сожрать наши харчи в Мастерс-гарден — на окруженной каменными стенами территории с цветочными бордюрами, тщательно выстриженными газонами, средневековыми видами и лежащими студентами, которая более всего воплощает представление туристов об Оксфорде. Одна из прелестей быть там в том и заключается, что каждую минуту появляется очередная партия любопытных американцев или японцев, с завистью глазеющих на тебя через закрытое стальными прутьями окно в стене, отделяющей сад от наружного мира. Чувствуешь себя как главная приманка в зоопарке.
В такой жаркий день, как сегодня, лужайка кишит студентами Крайст-Черча, которые загорают, читают, просматривают свои записи, пьют, курят, играют в крокет. Когда мы не спеша проходим по саду, многие из них поднимают головы и здороваются, и некоторые из них — надеюсь, Дик обратил на это внимание — молодые прелестные особы женского пола.
— Смотри, роскошные штаны, — произносит одна из них мне вслед, и я вдруг смущаюсь. В своем задумчивом состоянии я совершенно забыл, что скинул свой брайтсхедский прикид и облачился в полосатые мешковатые штаны из индийского хлопка, которые подвязываешь на заднице и выглядишь как хиппи.
— Ну, — спрашиваю я Дика, когда мы усаживаемся на траву, — крутое местечко?
Дик осматривает окрестности через свои рэйбэновские очки.
— Потрясающе.
— Да, и знаешь, что самое интересное? Мы выиграли его в карты у преподавателей в Мертоне.
— Когда, давно?
— Нет. Лет эдак несколько сот назад, я думаю. Ты что-нибудь знаешь об этом, Маркус?
— Откуда мне знать — это не мой колледж.
— Маркус просто завидует, потому что он учится всего лишь в Брейзноузе.
— Ну, я бы и не хотел здесь учиться. Слишком напоминает школу, — беззаботно говорит Маркус.
Я вдруг жалею, что не промолчал.
— А где это? — спрашивает Дик.
— В Итоне, — отвечает Маркус.
Дик раскрывает рот, и я знаю, что он сейчас скажет, потому что он похож на меня и внутренняя цензура в мозгах у него развита слабо. Он сейчас скажет: «А, это где Джош хотел учиться». Он вовремя замечает мой злобный взгляд.
День неумолимо проходит, и мы не можем этому помешать. Иногда я ловлю себя на том, что, глядя на часы, прикидываю, какие пункты останутся невыполненными — ботанический сад, лодочная экспедиция, чай у Браунз — из-за недостатка времени. По большей части я не возражаю.
Уже гораздо позднее, когда мы подумываем уходить, потому что на наше место надвинулась тень, а я начинаю чихать из-за сенной лихорадки, всегда усиливающейся к вечеру, появляется Молли. Она переоделась в тонкое платье с цветами, и я отмечаю, что вечерний ветерок делает ее соски весьма заметными. Вижу, что Дик тоже обратил на это внимание.
— Опять развращаешь моего нежного, юного брата? — спрашивает она.
— Что? Это твой юный брат развращает моего, — говорю я.
Молли более внимательно глядит на Дика.
— Ты не можешь быть братом Джоша.
— Боюсь, что это не так.
— Но ты совершенно не похож на него. И гораздо выше.
— Всего на полтора дюйма.
— Иногда полтора дюйма имеют большое значение, — говорит Молли.
— И ты еще будешь говорить, что я оказываю разлагающее влияние! — говорю я, в то время как Дик краснеет.
— Молли, Дик. Дик, Молли, — прибавляю я.
— Привет, — говорит Дик.
— Привет, — говорит Молли. Она поворачивается ко мне: — Он и выглядит более модно, чем ты.
— Да, и он во много раз забавнее. Может быть, тебе стоит с ним переспать.