Едва замаскированная автобиография

Я скажу тебе, о чем напоминает мне Гермиона: о стихотворении Бетжемена, в котором говорится: «Как прелестна она, возлюбленная, с ее широко посаженными серо-зелеными глазами…» Ты наверняка помнишь эти слова, потому что они есть на замечательном альбоме «Banana Blush», где стихотворения Бетжемена положены на изящную музыку, которая даже тебе должна была бы понравиться. Мое любимое место — «Звук ее голоса такой же богатый и глубокий, как у тенорового колокола в Крайст-Черче». Потому что, знаешь, теперь, выбравшись из этого болота, я с нежностью вспоминаю о нем.

Шли побольше интересных писем о пороках американской системы высшего образования. Возможно, ты порадуешь меня известием об ужасной травме члена, полученной твоим дружком Дейлом при посвящении в члены студенческого братства «Фи-дельта-каппа».

И спасибо за подсказку о Босвелле. Мечтаю добраться до него. Если он действительно так похож на меня, как ты говоришь, его, должно быть, стоит почитать.

Черт, пора идти. На прием в «Савое», где должен быть Джон Миллз, и нужно быть в черном галстуке, а я еще не одет и потерял приглашение, будь оно неладно…

С большой любовью,

Джош.

Знаменитости — суки

— Суки, — говорю я.

— Долбаные суки, — соглашается Дик.

— Долбаные, безмозглые суки, — говорю я.

— Ублюдочные, долбаные, безмозглые суки, — говорит он.

— Это правда? Мы не преувеличиваем?

— Нет, — говорит он, — все так и есть.

Мы с Диком сидим у меня на квартире в Айлингтоне и утешаем себя бутылкой Jack Daniel после невероятно паршивого вечера.

Я делаю еще один глоток.

— Думаю, что где-то в глубине души мы всегда это знали, — говорю я.

— Ты так считаешь?

— А вспомни тот случай с Родом Халлом!

Дик не помнит, и это странно, потому что он там был. Надо полагать, то, что на одного человека производит глубокое впечатление, для другого проходит незамеченным.

Во всяком случае, речь идет о том, что в середине семидесятых, когда мне было одиннадцать, а Дику, наверно, девять, мы стояли в очереди у служебного выхода театра в Бирмингеме, чтобы получить автограф известного кукольника-перчаточника Рода Халла.

Это имя мало кто помнит сейчас, тем более если вы американец, или немец, или итальянец — короче, не британец, и лучше, если вы читаете эту книгу в переводе, потому что меня еще не переводили, а это было бы здорово, — но в свое время он пользовался грандиозным успехом. Возможно, он был самой известной фигурой в Англии, особенно после знаменитого случая, когда он напал на второго в стране по известности человека, ведущего телешоу Майкла Паркинсона, с помощью кукольного эму, прикрепленного к его руке.

В те времена люди были простодушнее и было легче доставить им удовольствие. Посудите сами — столько шумного веселья из-за того, что какой-то немолодой взъерошенный человек засовывает руку в задницу куклы и старается таким способом изобразить некий персонаж.

И вот мы оба стоим у театра. Холодно, непогода, начинается дождь и хочется домой, но мы не можем уйти, как и другие собравшиеся вокруг и решительно настроенные дети. Я же специально взял с собой книгу для автографов.

Раньше она принадлежала отцу. Никаких особенных знаменитостей здесь нет — в основном всякие семейные вещи, стишки, карикатуры, за одним исключением. На отдельной странице красуется роспись гонщика-рекордсмена Малькольма Кэмпбелла. Я ужасно горжусь ей, и с тех пор, как отец отдал мне книгу, я показываю ее всем, кто интересуется (и многим, кому она не интересна), и вот, когда появится Род, я протяну ему книгу, открытую на этой особой странице, и он скажет:

— О! У тебя есть автограф Малькольма Кэмпбелла. Ты действительно хочешь, чтобы я написал свое скромное имя рядом с его?

А я скажу:

— Да, Род. Потому что вы тоже знамениты.

Но, судя по всему, получить автограф мне вовсе не удастся. Род, выглядящий как больной голубь и гораздо более измученный, чем было заметно на ТВ, явно не намерен задерживаться. «Всё, последние», — говорит он, сгорбленный, сердитый, рассеянно что-то царапая. В толпе охотников за автографами поднимается паника. Я пытаюсь поймать его взгляд, но он высматривает путь к выходу. «Всё», — говорит Род, но я успеваю сунуть свою книгу ему в руку. Ту самую руку, на которой полчаса назад сидел эму.

Он смотрит на страницу с автографом Малькольма Кэмпбелла, ворчит и говорит: «Не годится. Мне нужна чистая страница». Он настолько оскорблен, что намеревается вернуть мне книгу, но потом, покачивая головой, как бы в знак высшей мудрости и щедрости, снисходит до того, чтобы осчастливить этого заморыша, перелистывает тетрадь до чистой страницы и ставит на ней свою закорючку, которую с тех пор я не могу видеть без содроганий, вспоминая, как она мне досталась.

— А знаешь, почему я действительно ненавижу эту историю? — спрашиваю я Дика.

— Ну, почему же?