— Правда? — спрашивает Ротвейлер, бросая взгляд в мою сторону и быстро отводя его. Он встает, и вместе с редактором международного отдела они отходят, так чтобы их не было слышно.
— Что его сегодня гложет? — спрашивает Криспин.
— Цирроз, наверно, — говорю я.
Вернувшийся Ротвейлер плюхается в свое кресло.
— Ну и чем ты занимался вчера вечером? — спрашивает он нахмуренно.
— Вы же знаете, что я делал.
— Очевидно, не все. Если верить Сиднею.
— А что он сказал?
— Бородатые мужчины в коже о чем-нибудь напоминают?
— ??
— Постараюсь выдавить из него другие подробности после совещания. Возможно, он тебя с кем-то спутал. Еще раз, как называется этот клуб?
— «Muthaiga», — говорит Макдугал.
— Это в Найроби. Я там был, — говорю я.
— Это не единственное экзотическое место, где ты бывал, правда, дорогуша?
— Отстань, Криспин.
Пока Ротвейлер на совещании, я пытаюсь набросать свое рок-обозрение. Им нужно 350 слов, но писать кратко труднее, чем пространно. Места для чепухи нет. Мешает и то, что каждые несколько секунд на экране появляется сигнал о поступлении новой почты. В основном она от Криспина.
«Ну?» — говорится в первом сообщении.
«Давай, мне ты можешь рассказать», — говорится во втором.
«Тогда и от меня не узнаешь никаких секретов», — говорится в третьем.
«Никогда», — говорится в четвертом.
«Только что получил интересное сообщение от Годфри. Об „эфебе с небрежной челкой, сидящем не столь далеко от тебя“», — говорится в пятом.
Годфри официально считается в «Телеграф» гомосексуалистом. Он работал в «Гей таймс», что было правильно.
«Какое?» — отвечаю я.
«Я покажу тебе, что у меня, если ты покажешь, что у тебя», — получаю я в ответ.
Я поднимаю голову и вижу ухмыляющегося Криспина.
— Перешли его мне, Криспин, или тебе конец, — говорю я.
Опять мигает сигнал поступившей почты.
Это от Годфри: «Добро пожаловать к нам. Что так долго тянул?»
Не задумываясь, пишу ответ: «Я НЕ ГЕЙ».
Теперь сообщения идут пачками.
От Джулии из отдела мод: «Скажи мне, что слухи ложные. Строжайшая конфиденциальность ответа гарантируется».
От Квентина из городской хроники: «Старик, не позволяй этим ублюдкам мучить себя. Если хочешь утешиться выпивкой в обед, я к твоим услугам. (К услугам в смысле жратвы и выпивки, имеется в виду. А не…)»
От Годфри: «Понимаю твое смущение. Ряду моих друзей очень помогли на горячей линии по телефону номер…»
От Криспина: «На автостоянке вчера вечером? Длинноволосый молодой человек в темном костюме? Другой в коже? Замечены охранником? Записано камерой наблюдения? Джош, пожалуйста, хватит отпираться. Расскажи все дядюшке Криспину!»
— Ну, хватит с меня, черт возьми, — возвещаю я, вставая со стула.
— Джош, дорогой, что случилось? — спрашивает Виолетта.
— Думаю, Криспин объяснит. Если понадоблюсь Ротвейлеру скажите, что я в спортивном отделе.
Свободный стол около спортивного отдела — это место, куда все идут, когда нужно написать статью, чтобы тебе при этом не мешали. Заходишь на компьютер как гость-фрилансер, и никакая почта тебя не беспокоит. В спортивной редакции, конечно, сидят звери. Когда появляешься там, приходится потерпеть их сарказмы о раскатывании красной ковровой дорожки, прибытия лорда Фаунтлероя и т. д. Потом они обычно устают и оставляют тебя в покое. Сегодня, однако, они даже не замечают моего прихода. Они собрались вокруг телевизора и смотрят какой-то низкого качества пиратский фильм. Наверно, про школьниц и осликов. Или подлинную запись убийства, где показывают, как расстреливают журналиста в Никарагуа?
Я пытаюсь разглядеть, что там на экране, но оставил очки в своей редакции, а подходить ближе и привлекать этим к себе внимание мне не хочется. Похоже, там какой-то мужчина без брюк стоит около багажника своей машины. Он что-то ищет. Потом съемка с другой точки показывает человека на водительском сиденье. Рядом с ним одетый в кожаное человек с бородой. Он кажется мне очень знакомым. Теперь писаки начинают гоготать, потому что водитель исчез. Время от времени видна его голова, качающаяся вверх-вниз над коленями пассажира.
«Проклятие», — думаю я и инстинктивно хочу подойти к толпе и посмотреть поближе.
«ПРОКЛЯТИЕ!» — снова думаю я. На этот раз потому, что понял, кто эти действующие лица.
— Эй! — слышу чей-то голос рядом. — Эй, смотрите, вот он!
— В чем дело, гейлорд? Или мы все не в твоем вкусе?
— На, гейлорд, вот десятка. Ты же сделаешь мне за десятку?
Я бросаюсь к своему столу, красный и разъяренный. «Вот оно что, вот оно что!» — говорю я, давя на кнопку «Прочесть почту» и сразу уничтожая семь или восемь новых сообщений.
— Ой, Джош, что происходит? Криспин так жеманится!
— Да он в восторге, потому что думает, что я такая же грязная проститутка, как он сам, вот почему.
— Но многие исторические личности были бисексуалами, ты же сам знаешь, — говорит Клитемнестра.
— Послушай, Клитти, — говорю я. (Это я дал ей такое прозвище. Ей оно не нравится.) — У меня хватит способностей стать великим, не прибегая к гомосексуализму.
— Так ее! — визжит Криспин, изображая царапающие когти.