Эдвард Мунк. Биография художника

Германия вступила в Первую мировую войну с большим воодушевлением. Поддались патриотическим настроениям и все немецкие друзья Мунка; всеобщий энтузиазм захватил даже Шифлера. Вот что написал в те дни этот, казалось бы, мудрый и уравновешенный ценитель прекрасного: «Настали времена, коих мы так долго ждали, но не со страхом, а с нетерпением, – меч больше не может покоиться в ножнах. Времена ужасные и все же восхитительные. Какое счастье стать свидетелем того, как немецкий народ единодушно поднимается на борьбу. Это не шумная восторженная толпа, а сосредоточенное воинство, исполненное чувства долга и благочестия, и к тому же сдержанного негодования на этих русских, этих французов и – ха! – этих англичан, что оторвали наш усердный, трудолюбивый народ от работы – сохи, станка или книг, – и вынудили взять в руки оружие».

И это не пустые слова. Семья Шифлеров внесла свой вклад в общее дело. Когда отец писал эти строки, сын, которого тоже звали Густав, уже несколько недель пребывал на фронте.

Мунк прожил в Германии не один год. Там он обрел настоящих друзей, во многом именно Германии он обязан своей славой и львиной долей доходов. В Англии едва ли даже подозревали о его существовании.

И все же художник не разделял настроений немцев, и причин тому было несколько.

Хотя нельзя сказать, что французы встретили его искусство с распростертыми объятиями, Францию, и в особенности Париж, Мунк очень любил. Поэтому мировую войну он воспринял прежде всего как конфликт между двумя странами, к которым питал глубокую привязанность. Для него это была своего рода гражданская война в Европе.

Кроме того, Мунк, как и многие другие, отрицательно отнесся к тактике Германии в начале войны. Неожиданное нападение на нейтральную Бельгию вызвало шок в странах Европы, соблюдавших нейтралитет, в том числе и в Норвегии.

Третья причина была скорее личного свойства. Среди лучших друзей Мунка было много немцев, но в то же время его оскорбляло поведение людей вроде Перлсов и Штейнбарта, которые, по словам художника, «видимо, считают, что золотой ключик открывает перед ними все двери»:

Для наглеца Штейнбарта – немца, сына великой нации – даже подписанный им собственной рукой договор был не указ (вот вам история с Бельгией в миниатюре).

Война доставила Мунку много хлопот. В Берлине остались его печатные формы, и художнику пришлось выложить баснословную сумму, чтобы в условиях военного времени организовать их перевозку в Норвегию. Правда, тревога Мунка по поводу форм, хранившихся у Макса Линде в Любеке, немного непонятна. Мунк послал Линде телеграмму, предлагая заодно переправить в Норвегию и их, чем привел доктора в изрядное недоумение. Во-первых, формы из «папки Линде» были собственностью доктора, а во-вторых, по договору, заключенному между Линде и Мунком, их нельзя было использовать для новых оттисков.

Мунк опасался, что свертывание немецкого рынка нанесет удар по его финансам. Уже в конце августа Гирлёфф с беспокойством пишет ему: «Как обстоят дела с Германией? Что будет с тамошними крупными заказами?» В октябре Равенсберг замечает: «Мунка страшат экономические перспективы, в ближайшее время о Германии придется забыть, возможно, страной будущего для него станет Америка».

Мировая война серьезно повлияла на настроения Мунка; ужасы и страдания, переживаемые Европой, нашли отклик в его творчестве. Он сделал несколько литографий, в которых отразились военные мотивы. На одной из них, исполненной веры в лучшее будущее, над полем боя возвышается фигура молодой женщины, символизирующая «Объединенные штаты Европы». Ужасам войны посвящена серия литографий, объединенных общим заглавием «Рагнарок». Мунк пристально следил за ходом военных действий, и в особенности за масштабными операциями немецких подводных лодок, начавшимися в феврале 1917 года и стоившими жизни многим норвежским морякам.

Всю войну Мунк пытался разобраться в своих чувствах по отношению к Германии. В своем дневнике Равенсберг записывает: «М. говорит, что, когда немцы покупают твои работы, прославляют и привечают тебя, все это очень хорошо, но ведь взамен они требуют твою душу, в точности как Тис и дьявол». Однако торговые отношения художника с немецкими покупателями полностью не прекратились. Дело в том, что один из крупных коллекционеров произведений Мунка Генрих Гудтвалкер проводил в Кристиании не меньше времени, чем на своей родной вилле в фешенебельном гамбургском районе Бланкенезе. Гудтвалкер и стал своего рода связующим звеном между Мунком и его немецкими друзьями, прежде всего Шифлером.