Эдвард Мунк. Биография художника

До наших дней в Моссе и в Крагерё ходят истории о местных знакомых Мунка, которым в руки случайно попадали разбрасываемые художником рисунки. Эти истории всегда начинаются с того, что художник оставлял свои наброски где попало, и часто сводятся к тому, что в итоге они оказывались в руках у строгой домохозяйки, которая пускала их на растопку печи! Но вряд ли стоит верить подобным россказням. Даже если местные жители не разбирались в современном искусстве и не могли по достоинству оценить творчество Мунка, то уж читать они умели и списки налогоплательщиков в газетах видели, поэтому реальную стоимость его картин они конечно же знали.

А Мунк продолжал свои путешествия. В первых числах февраля он опять уехал за границу. Сначала в Берлин – там состоялась очередная его выставка, получившая восторженные отзывы прессы, и среди прочего Мунк мог прочитать о себе: «Пришло время этого норвежца». Потом он направился во Франкфурт, где открывалась крупная выставка его графики. Пока Мунк разъезжал по немецким городам, «Дагбладет», описывая горячий прием, оказанный его картинам в Германии, в очередной раз напомнила читателям о работах, написанных для университетской Аулы.

В конце февраля «Дагбладет» вновь возвратилась к этой теме, опубликовав анонимную заметку. Со слов Мунка анонимный автор (его имя, пожалуй, очевидно – написать такое мог только Яппе Нильсен) сообщал, что полотна украсят зал для торжественных церемоний Йенского университета: «Уже подключены влиятельные силы на местах, которые заинтересованы в приобретении этих замечательных произведений искусства. Да и трудно найти для них более подходящее место».

Вообще-то это были пустые слова. Вряд ли недавно принятого в штат университета доцента Эберхарда Гризебаха можно было отнести к влиятельным силам Йены, а ведь не кто иной, как он, связывался с Мунком – сначала для обсуждения организации выставки, потом чтобы прозондировать почву о возможной покупке Йенским университетом одного из эскизов.

В марте частный комитет, собиравший средства на покупку картин для университетской Аулы, выступил с обращением, в котором говорилось, что Мунк «значительно переработал эскизы и выставил их в целом ряде европейских городов, вызвав повсеместное восхищение публики». Это обращение достигло цели: ученый совет университета вновь вернулся к рассмотрению запутанного дела.

В том, как Мунк повел себя в этой ситуации, не найти и следа присущей ему непрактичности. Он немедленно организовал импровизированную серию выставок в Кристиании, что выглядело гениальным рекламным трюком. Дело в том, что самым крупным событием 1914 года в стране должна была стать проводимая во Фрогнер-парке Юбилейная выставка, посвященная столетию отделения Норвегии от Дании и принятия в Эйдсволле первой норвежской конституции. Значительную часть этой выставки отдали под отделение искусства, но Мунк участвовать в ней отказался – скорее всего, потому, что председателем организационного комитета был Кристиан Крог. Вместо этого самый известный художник Норвегии организовал подряд несколько своих выставок в помещении парка Тиволи на холме Клингсберг. И начал он в мае с картин для Аулы – одновременно с открытием выставки во Фрогнер-парке. Люди повалили на выставку Мунка толпами.

Противники Мунка быстро поняли, к чему это может привести, и снова выступили с протестом против возможной установки его картин в университете, но их аргументы уже потеряли былую силу. Мунк посчитал необходимым им ответить и 24 мая обратился с посланием к общественности:

Я тоже хочу выступить с публичным заявлением и сказать, что в настоящий момент я вряд ли смогу принять этот заказ, даже если мне его предложат со всеми почестями, – слишком много травли мне пришлось претерпеть за последние два года.

Через пять дней – 29 мая – состоялось заседание ученого совета, который большинством три голоса против двух принял декларацию о том, что приобретение картин Мунка представляется «в высшей мере желательной» мерой. Финансовая сторона вопроса, однако, была оставлена для последующего обсуждения. Еще через пять дней Мунк признался «Моргенбладет», что рад решению совета и с удовольствием возьмется за выполнение заказа!

Таким образом, о травле он больше не упоминал, и это притом, что никаких особых «почестей» ученый совет ему не предложил. Но теперь для Мунка не имели значения ни деньги, ни почести – главное, что величественные полотна окажутся в том зале, для которого они изначально предназначались.

Конечно, это прежде всего объяснялось творческими амбициями художника.