Эдвард Сноуден. Личное дело

В разведсообществе «эффект Франкенштейна» упоминается довольно часто, хотя чаще встречается военный термин «ответная реакция»[49]: ситуация, когда политические решения, направленные на продвижение интересов Америки, в результате приносят ей непоправимый вред. Известный пример пресловутого «эффекта Франкенштейна», на который постфактум ссылались многие гражданские, правительственные, военные и даже разведывательные исследования, – финансирование и подготовка моджахедов для противостояния Советскому Союзу, что в конечном итоге привело к радикализации Усамы бен Ладена и образованию «Аль-Каиды». Второй пример – политика по снижению влияния партии Баас в эпоху иракской военщины и Саддама Хусейна – что в конечном итоге привело к образованию Исламского государства. Нет сомнений, что убедительный пример «эффекта Франкенштейна» в течение моей непродолжительной карьеры можно было бы усмотреть в тайном стремлении правительства реструктурировать все средства коммуникации в мире. В Женеве, в тех же декорациях, где созданный воображением писательницы монстр мчался, не разбирая дороги, Америка была занята созданием сети, которая в конце концов заживет собственной жизнью, неся угрозу жизни своих создателей, причем в немалой степени и моей.

Представительство ЦРУ в американском посольстве в Женеве являлось одной из ведущих европейских лабораторий, где десятилетиями проводился этот эксперимент. Город, изысканная «столица семейного банковского дела» Старого Света и существующих с незапамятных времен традиций финансовой тайны, также находится в точке пересечения волоконно-оптических сетей Евросоюза и остального мира, а также попадает в тень ключевых спутников связи, нарезающих круги где-то высоко над ним.

ЦРУ – главное американское разведагентство, которое занимается агентурной разведкой (HUMINT, т. е. «human intelligence»), – собирает данные посредством интерперсональных контактов: от человека к человеку, лицом к лицу, не обращаясь к экранам мониторов. Сотрудники, которые специализируются на этом виде разведки, – законченные циники, очаровательные обманщики, которые много пьют и курят. Они, в свою очередь, питают глубочайшую неприязнь к радиотехнической разведке (SIGINT, т. е. «signals intelligence»), замаскированной разведке, собирающей сведения посредством перехвата информации в коммуникационных сетях, – которая с каждым годом уменьшала их привилегии и престиж. Но хотя сотрудники агентуры и испытывают общее недоверие к цифровым технологиям, чем всегда напоминали мне согбенную спину Фрэнка в ночном «склепе» штаб-квартиры, они, безусловно, понимают ее полезность, которая помогала поддерживать между этими двумя подразделениями продуктивный товарищеский дух и здоровую конкуренцию. И даже самый хитрый и харизматичный разведчик в ходе своей карьеры иногда сталкивается с редкими идеалистами, чью преданность он не смог заполучить при помощи конвертов, набитых наличностью. Тогда он и обращается к техническому специалисту при посольстве – то есть в данном случае ко мне – с вопросами, комплиментами и приглашениями на вечеринку.

Служить в другой стране среди сотрудников агентуры в качестве технического сотрудника равносильно работе культурного посла или консультанта-эксперта, который знакомит их с нравами и обычаями новой территории – для большинства американцев не менее чужой, чем все 26 кантонов Швейцарии и четыре официальных языка. В понедельник один агент может попросить у меня совета, как установить тайный сетевой канал связи с потенциальным перебежчиком, которого боится вспугнуть. Во вторник другой агент захочет познакомить меня с неким «специалистом из Вашингтона», который на поверку оказывается «понедельничным» агентом, проверяющим свою маскировку, а я все еще не уверен, надо ли сообщать, что я его узнал, хотя за этим ко мне и обращались. В среду у меня могут поинтересоваться, как лучше всего уничтожить после передачи файлов (технологическая версия известной шпионской рекомендации «сжечь после прочтения») диск с записями клиента, который сотрудник агентуры выманил у продажного швейцарского служащего. В четверг мне, возможно, придется составить и отправить адресу отчет о нарушении безопасности с жалобой на данного оперативного сотрудника, так как тот допускает мелкие погрешности, например не запирает двери «склепа», выходя в туалет (обязанность, которую я выполняю с особой истовостью), ибо однажды мне самому приходилось письменно отчитываться за точно такую оплошность. В пятницу начальник оперативного управления может вызвать меня к себе и спросить, может ли штаб-квартира «гипотетически» выслать зараженную флешку, с помощью которой «кто-то» может хакнуть компьютеры делегатов ООН, чье главное здание находится тут же рядом, на улице, – и много ли, по моему мнению, у него шансов быть незамеченным?

На первый ответ – нет, на второй – тоже.