Ее крестовый поход

В первый раз в жизни она испытала ощущение счастья. Если бы они могли навсегда остаться в этом маленьком раю! Весь остаток жизни она не желала бы другой компании.

Усевшись на своей ветке, запела птица, как будто подавая сигнал. И тогда пришли мысли, множество мыслей вырвалось, словно из засады, быстрых, беспорядочных, совсем не гармонировавших с красотой этого утра.

Мысли о том, что она еще не заслужила рая. Она не имеет права оставаться здесь ни на один день. Мысли о незавершенном поиске, о том, что существовал человек, перед которым у нее остался долг, даже если она не могла больше любить его.

Тристан, конечно, все помнил, однако ни разу не упомянул об этом. Он принял как должное, что она должна ехать с ним в Яффу, чтобы с триумфом доставить Крест отчаявшимся крестоносцам. И она не сомневалась в том, что он не пожелает слушать ни о чем другом, да и в том, что после его пробуждения, услышав любимый голос, она сама не станет ни о чем его просить.

Но при этом она знала также, что он не забудет о поиске Стефана и его выкупе — Тристан должен сделать это как из-за своей железной воли, так и из-за любви к ней. Правда, такое решение нельзя было назвать справедливым. Существовал лишь один человек, которому надлежало найти Стефана и поведать, во что превратилась его жена, — это сама Иден. Чему быть, того не миновать. Она должна отправиться сейчас же, и одна.

Мучительно медленно отодвинулась она от спящего возлюбленного, прикрыв место, где она только что лежала, еще теплым плащом. Она ополоснулась в маленьком сверкающем озерце у подножия водопада и надела кольчугу и мягкие сапоги для верховой езды. Она заплела и уложила волосы под алую шапочку, спокойно оседлала Балана и была готова к отъезду.

Теперь она стояла неподвижно и глядела на Тристана, завернувшегося в плащ и лежавшего у своей колыбели или могилы. Ничто не отражалось на его лице, которое так недавно ласкали ее руки. Он не знал, да и как он мог знать, что их общий рай должен стать столь коротким. Она подумала, каким будет его пробуждение. И мысль об этом пронзила ее так, что она чуть не вскрикнула. Он шевельнулся во сне и резко выбросил руку на ее подушку.

Конечно, он поймет, почему она уехала, и теперь уж не станет сомневаться в ее любви. Ей хотелось оставить ему какой-нибудь знак, но у нее ничего не было: ни кольца, ни украшения... лишь крестик Стефана, уводивший ее отсюда.

А затем вновь пропела птица, и она узнала ответ, нашла тот дар, который был дороже любого золота. Она протянула руку, сорвала цветок с дерева, укрывавшего их, и осторожно положила цветок на подушку рядом с его рукой. Когда он проснется, золотое сердечко полностью раскроется.

Глава 15

КРЕПОСТЬ ЗАЙДУНА

Иден знала о грозившей ей опасности. Два дня и две ночи скакала она почти без отдыха через негостеприимные горы, загоняя себя и Балана. Из-за отчаянного страха перед дикими зверями она спала урывками, мучаясь постоянными кошмарами. В этих горах водились медведи, львы, бродили голодные волки, а у псе не было никакого оружия, кроме одного маленького кинжала. И хотя она не видела никого, кроме пугливых газелей и оленей, по ночам она слышала вой волков, а однажды наткнулась на след леопарда. Одиночество еще больше увеличивало ее страх. Никогда в жизни ей не случалось путешествовать в одиночку более чем за двадцать миль, как, скажем, из Акры в Тир, — и в отчаянии она разговаривала с Баланом, единственным разумным существом в безлюдной и враждебной вселенной.

К тому же существовала реальная опасность заблудиться. Карта, которую она взяла из караульного помещения в Акре, не особенно помогала среди каменистых ущелий и пустынных равнин. Она находила дорогу по солнцу и неизвестным звездам, зная, по крайней мере, что продвигается на север. Единственным нанесенным на карту ориентиром, который она узнала, был древний Баальбек — город-крепость, известный грекам под названием Город Солнца, откуда доставили золоченый купол Иерусалимской мечети, так называемый Купол Скалы. Баальбек считался вторым домом Саладина. Здесь его предшественник, кровожадный Зенги, распял защитников захваченной крепости, перед тем пообещав сохранить им жизнь. Об этом Иден рассказал Эль-Кадил, видя ее глубокое огорчение действиями Ричарда Плантагенета.

Не приближаясь, она обогнула печально знаменитый город и повернула в направлении Триполи.

На третий день, незадолго до полудня, когда солнце нещадно палило прямо в лоб, на расстилавшейся внизу равнине перед ней предстал этот благословенный христианский город. Он не был похож на Дамаск, и башни и купола не тревожили ее память. Однако после двух дней ужасного одиночества вид города вызвал слезы облегчения. Через час она была уже у ворот.

Здесь ее ожидало неприятное известие. Несмотря на середину дня, огромные деревянные ворота были закрыты, на стенах стояла мрачная стража.

— Что привело тебя, парень? — окликнул один. — Видать, весьма важное дело, раз ты рискуешь из-за него заразиться чумой.

— Чумой? — Она была потрясена.