– Думаю, все наоборот, – сказала она наконец. – Это я пользуюсь твоей добротой. Ты не был обязан оставлять меня в мансарде. Или ехать со мной к доктору Ковачу, или добывать копию моего водительского удостоверения, или везти меня сюда сегодня.
– Значит, я должен был просто бросить тебя вдали от дома. Без денег и документов.
– Дело в том, что ты не бросил меня. – Ее голос смягчился, глаза затуманились. – Ты мой якорь, Доминик. Мой спасательный круг. – Она снова прижалась к нему и коснулась губами губ. – Спасибо.
Тихий шепот вонзился в него, подобно обоюдоострому топору. Он сжал ее плечи и оттолкнул. Она потрясенно уставилась на него.
– Значит, вот в чем дело, Натали? Ты так благодарна мне, что чувствуешь себя обязанной отвечать на поцелуи? Возможно, спать со мной в уплату за услуги?
– Нет!
Негодование добавило прилив краски к ее щекам.
– Из всех чванливых, идиотских… – Она остановилась, прерывисто вздохнула и окинула его зловещим взглядом. – Полагаю, вы не заметили, Сан-Себастьян, но мне нравится целовать вас. Подозреваю, мне понравилось бы лечь с вами в постель. Но будь я проклята, если сделаю это, поскольку вы считаете, будто я настолько жалка, что должна благодарить за крошки, которые вы, и борзая, и Чмоки-Чмоки-Арабелла, – она гневно взмахнула рукой, – и остальные ваши друзья сочтут нужным мне кинуть.
Гнев Дома мгновенно сменился веселостью от столь запальчивой речи. Он оставил без внимания выпад Натали в сторону Арабеллы. При мысли о том, что она носит черные шелковые трусики бывшей подружки, его словно пнули в живот. Зато борзая – иное дело.
– Это впервые, – признался он. – Меня никогда не причисляли к одной категории с собакой.
– Вы не в одной категории! – отпарировала она. – Герцог, по крайней мере, честен в своих эмоциях, дарит искреннюю дружбу, преданность и симпатию.
– Симпатию?
Его уверенность в себе упала еще больше.
– Именно это ты ко мне испытываешь?
– О, ради…
Раздраженная девушка вывернулась из его рук и вызывающе подбоченилась.
– Что вы хотите, ваше высочество? Письменную исповедь в том, что я лежала без сна прошлой ночью, желая, чтобы вы сопели рядом со мной вместо Герцога? Торжественное приглашение занять его место?
Он вглядывался в ее лицо, глаза и читал в них лишь негодование и досаду. Никакого подсознательного страха – следствия давней травмы. Никакого чопорного стародевичьего колебания, боязни остаться голой и потной в постели с мужчиной. Никаких сомнений в том, чего хочет.
Его угрызения совести умерли мгновенной смертью, когда на смену им пришла волна голода.
– Никакого приглашения не требуется. Я возьму это.
Он снова потянулся к ней. Нашел губы.
– И это! – прорычал он, покрывая поцелуями ее горло. – И это, – прошептал он, когда его рука нашла ее грудь.
Когда после стольких дней ожидания, он с удовольствием подхватил ее на руки, его сознание попыталось рассеять красный туман. Но последняя отчаянная битва с совестью не удалась. Хотя она, черт побери, растеряна. Все еще беззащитна. Несмотря на ее гневную речь, он не должен был нести ее в постель.
Не должен был, но сделал это.
Какой-то противоречивый внутренний голос твердил, что эта беззащитность вызывает желание укрепить спасательный круг, о котором она упомянула. Сделать якорь еще более надежным.
Последняя мысль потрясла его. Хотя недостаточно для того, чтобы остановить. Особенно потому, что в окна лился лунный свет, мягким сиянием обволакивая ее лицо и припухшие от поцелуев губы.
Его голод взорвался, превратившись в жадную мучительную потребность.
Он поставил ее рядом с кроватью и поспешно, забыв о нежности, стал раздевать. Нетерпение сделало его неуклюжим, но зажгло в Натали подобное вожделение. Она стащила с него рубашку, осыпая жадными поцелуями грудь, и стала возиться с пуговицей джинсов.
Он откинул толстую пуховую перину и бросил ее на простыни. Ее тело было гладким и теплым, сочетание золотистых отблесков и темных теней. Когда она зацепила ногой его ногу, ему пришлось бороться с первобытным желанием вонзиться в нее. Но сначала нужно кое-что выяснить.
Утопив пальцы в волосах, он быстро поцеловал ее и тихо признался:
– Только чтобы ты не думала, что это твоя идея, знай, я обдумывал разные планы затащить тебя в постель еще с того момента, когда в Нью-Йорке пришел в твою гостиницу.
Сердце Натали рванулось из груди. Она вдруг увидела маленький гостиничный номер. Две двойные кровати. Открытый лэптоп. Она сама, спорящая с Домом о… о…
– Ты посчитал меня интриганкой, решившей обобрать герцогиню.
Он застыл:
– Ты помнишь это?
– Да!
Она старалась удержать в памяти картину, разбираясь с нахлынувшими эмоциями. Одна была особенно удовлетворяющей.
– Я также помню, что захлопнула дверь перед твоим носом! – злорадно прошипела она.
– И это помнишь?
И он поцеловал ее долгим крепким поцелуем, отчего она задохнулась.
– Припомнила что-то еще?
– Только не в этот момент, – ахнула она.
Он отпустил ее волосы, скользнул ладонями по шее. По плечам, по телу.
– В таком случае, думаю, нам необходимо создать новые воспоминания.