Ее сердце

Я коротал вечера в Восточной башне с гитарой и Розой. Частенько приходил Хью, и тогда мы молчали втроем: Роза зубрила зелья или нумерологию, Хью рисовал, а я разыгрывал бесконечные монотонные гаммы.

Мы снова окунулись в тягостное ожидание, которое, казалось, накрыло весь замок. Но в один из вечеров Хьюго вдруг отложил планшет, сунул руку в карман мантии и еле слышно уронил:

— Санни приехала…

Она и правда приехала. Стояла посреди восторженно гомонящей толпы, а ее улыбка сияла ярче тысячи Люмосов. И это было все, что от нее осталось.

Я наблюдал за охватившей всех безудержной радостью и не мог понять: неужели никто не замечает, как похудела, как осунулась Санни? Какой болезненно-угловатой стала и без того нелепая фигурка? Какие тени легли на щеках и вокруг ввалившихся глаз? Как отчаянно трепещет синяя жилка на тоненькой, как у воробышка, шейке, обозначая ритм ее умирающего сердца?

— Скорпи… — И даже ее приветственное объятие показалось мне усталым и слабым…

Я перехватил стонущий взгляд Хьюго и понял — он тоже это увидел. Значит, мне не показалось.

Но в тот вечер в Барсучьей гостиной снова было шумно и весело, снова были песни под гитару и бесконечное пиво, снова Толстый монах возмущался, что студенты «нарушают беспорядки», и я почти убедил себя: все нормально, просто Санни утомилась в дороге или не выспалась… Тогда мы с Санни в первый раз спели дуэтом под две гитары, и она радовалась, как маленький ребенок радуется первой волшебной палочке.

А когда пьянка-гулянка достигла апогея, — то есть часам к двум ночи — Санни вдруг подскочила и заорала:

— Блин, я ж забыла совсем! Мне такой танец показали! Всей толпой плясать можно! Так, становитесь в ряд, руки на плечи… да не себе, а друг другу…

И мы до утра, загибаясь от хохота, учились танцевать хасапико…

На следующий день во всех коридорах Хогвартса можно было наблюдать группки учеников: взявшись за руки, они сосредоточенно шагали и подпрыгивали в ритме старинного греческого танца. Хасапико стал общешкольным увлечением. Его разучивали даже в Слизеринской гостиной.

С приездом Санни мы как с цепи сорвались — сказалось проведенное по отдельности лето и месяц тоскливого страха за жизнь главной школьной заводилы. Подлили в корм миссис Норрис валерьянки. Как этот корм попал к директрисе, можно было только догадываться, но МакГонагалл несколько часов лунатиком бродила по школьным коридорам и глупо хихикала. Мы всем кагалом неделю чистили совятню, пока я неосторожно брошенным окурком чуть ее не спалил.

Месяц ушел на починку совиного обиталища. Конечно, это можно было сделать быстрее, но впятером, да без магии, да будучи абсолютно неприученными к столярно-строительному делу… Короче, было весело. Только сов жалко. Птичек на время ремонта переселили в избушку Хагрида, и бедный наш лесничий при всей своей любви к различной живности не находил в себе сил не материться в пять этажей на безвинных пернатых, ежедневно выгребая кучи совиного помета. А если учесть, что совы — птицы вредные и очень меткие… В общем, Хагриду завидовать не приходилось.

Традиционные субботники становились все отвязнее. Первокурсники, наслышанные о Хаффлпаффских субботах, провожали завистливыми взглядами компании старших, направляющихся к портрету Толстого монаха. Без сомнения, каждый из них мечтал о том дне, когда кто-нибудь из посетителей Барсучьей гостиной подойдет и произнесет заветные слова: «Приходи к нам в субботу!»

В ноябре Роз откопала где-то книгу по Чарам Замещения. Решив попрактиковаться, мы всего-навсего собирались во время ужина заменить кувшины с тыквенным соком на бутылки с вином. И все бы у нас получилось, если бы Санни не вздумала тоже помахать палочкой. В результате на столах вместо жареных кур появились живые совы. Многострадальные птицы были в высшей степени возмущены столь непочтительным обращением, и в знак протеста обосрали все горизонтальные и не очень горизонтальные поверхности. Естественно, ни о каком ужине больше не могло быть и речи, поскольку еда, посыпанная перьями и приправленная птичьим дерьмом, энтузиазма ни у кого не вызвала.

Мы с Розой сконфуженно переглянулись через столы — идея практиковаться в Чарах Замещения на продуктах питания принадлежала нам. По этим переглядкам нас и вычислили. За громогласным разоблачением последовал двухчасовой разнос в директорском кабинете, и, ей-Мерлин, я предпочел бы отдраить зубной щеткой Большой зал, чем выслушать эти нотации еще раз. Впрочем, отчищать Большой зал от следов совиной жизнедеятельности нам тоже пришлось. И понурое настроение Розы не смогла исправить даже Санни, явившаяся с гитарой поддержать наш боевой дух. Оно и понятно: мне грозил лишь очередной родительский вопиллер, а вот Розу ждал содержательный разговор с матерью. При такой перспективе на месте Розы я бы предпочел повеситься на Дракучей Иве… Хотя мне и на моем месте неплохо доставалось.

Словом, жизнь шла своим чередом и была бы прекрасна и удивительна, если бы не одно «но».

Санни.