Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ)

Большинство детей — страстные существа, и некоторые дети испытывают такие бурные чувства, рядом с которыми бледнеют все переживания дальнейшей жизни. Жюдит Готье рассказывает о своем раннем «я», которое было именно таким. Автор пишет портрет необычной девочки: мятежной, дикой, храброй, умной и непокорной. Жюльетта Адам представляет себя как личность, уверенную в себе, сильную, доминирующую в семье. Но лишь одна девочка из автобиографий детства приближается к Жюдит с ее пламенным разумом и чувствами — это Анжела ирландской писательницы Ханны Линч (я расскажу о ней далее в этой главе). Однако Анжела — чувствительная натура, которая находится в противоборстве со своей блестящей и темпераментной матерью, а то, что подчеркивает Линч — это прежде всего ее виктимизация, а не ее дикость.

В своей книге Готье рассказывает нам, что в детские годы прочитала всю Жорж Санд. Трудно представить, у какой писательницы, кроме Санд, она могла почерпнуть идею подробно написать о своем детстве. Тем не менее картина собственного детства, которую рисует Готье, гораздо больше сосредоточена на ее собственной личности, чем автобиография детства Санд. Скорее всего, Готье были знакомы и автобиографии детства ее современников-мужчин Анатоля Франса и Пьера Лоти (ее близкого друга), но ее собственная работа совершенно лишена присущей обоим ностальгии.

Готье утверждает, что тон ее жизни задали уже обстоятельства ее рождения. Она цитирует семейные легенды о том, что во время родов она проявила себя такой строптивой упрямицей, что акушер назвал ее чудовищем. После этого, по типичной модели XIX века, которую мы уже видели у Мишле, ее отдали на воспитание кормилице. Готье объясняет, что ее мать, актриса в известной миланской труппе, не успевала управляться с ребенком и поэтому поручила дочь жене плотника, жившей в пригороде Парижа. Это были судьбоносные отношения. Жюдит с невероятной страстью любила свою кормилицу Дэймон, которую про себя называла «милая, дорогая». Готье признает, что кормилица обожала и баловала ее больше, чем собственных детей, и что сама она боготворила кормилицу в ответ. Она утверждает, что за счет этой любви время, проведенное с кормилицей, стало самым счастливым в ее жизни:

Она была моей силой, моей опорой, исполнительницей всех моих фантазий, которые не могли мне повредить… Такое изобилие любви создавало безбрежное восхитительное королевство для меня11.

Таким образом, Готье повторяет опыт Мишле, которая была также счастлива в ранние годы, живя с кормилицей. Готье-автор признает, что ее счастье было во многом связано с тем, что в семье кормилицы к ней относились как к высшему существу: «младенец Иисус на попечении у христианской семьи вряд ли был бы принят с большей преданностью и любовью»12. Она отчетливо помнит чувство превосходства и доминирования над окружающими, которым она наслаждалась в семье кормилицы, — будто ее поставили на пьедестал. Самым удивительным является тот факт, что в свои 57 лет Готье так живо помнит свою привязанность к кормилице и эти ранние впечатления. Ни взрослая жизнь, ни особенности памяти не переписали их как давно минувший и преодоленный, неловкий эпизод детства.

Катастрофа произошла, когда родители попытались разлучить ее с кормилицей, забрав дочь домой. Жюдит, лишенная молока и заботы кормилицы, плакала дни и ночи напролет, а сама кормилица, не менее опечаленная разлукой, слегла с лихорадкой, отравленная собственным молоком. Родители были вынуждены сдаться и воссоединить дочь с кормилицей. Так Жюдит одержала победу. Когда в следующий раз родители пытались разлучить Жюдит с кормилицей, они делали это медленно, позволив Жюдит для начала остаться пожить с дедушкой и двумя тетками в живописных окрестностях Шатийона.

Готье утверждает, что ее память хранит четкие воспоминания о сложных событиях, произошедших в очень раннем возрасте. Она настаивает на том, что самые ранние из ее воспоминаний — наиболее живые. Она сравнивает их с большими четкими буквами в отличие от неразборчивого почерка ее более поздних воспоминаний. Эти «записанные большими буквами»13 воспоминания преимущественно эмоционально нагружены, что согласуется с общепризнанным положением о том, что эмоциональные события запоминаются лучше. За исключением эпизода, когда она поранилась, и смерти домашнего любимца, большинство ранних воспоминаний Готье вращаются вокруг объекта ее любви — кормилицы. Воспоминание за воспоминанием показывает, как горячо она желала защищать и оберегать свою любимую кормилицу. Она вспоминает, как не нравились ей родители, которых она должна была навещать: они не относились к ней как к божеству и, как она понимала, представляли потенциальную угрозу для нее и кормилицы.