— Класс. Спасибо, Артур. Держи в курсе. — Он отключился и посмотрел на Марка. Тот терпеливо ждал, цедя чай мелкими глотками. — Мне вот интересно, почему ты возвращаешься на место преступления несколько раз? — заговорил Грин, прикуривая. — Вроде бы должен осмотреть все с первого раза, составить впечатление. Но решаешь вернуться.
— В прошлый раз там была Ада, и мое внимание отчасти занимал образовательный процесс, — будто нехотя ответил Карлин, нервным движением отмахиваясь от дыма. — А сейчас рядом ты. Может, что-то заметим.
— После толпы криминалистов?
— Не улику, — покачал головой Марк. — Взаимосвязь. Ты на мотоцикле?
Грин кивнул, вытащил из кошелька несколько купюр и швырнул их на стол. Хорошо, что он вернулся к мотоциклу. Год без двухколесного друга казался сейчас такой глупостью. Позволить женщине лишить его естественной радости было малодушно. Мотоцикл — это только его, и пара поездок с убийцей не должна поставить крест на многолетней «дружбе».
Одержимость. Дикая, как штормовое море, безудержная, лишенная человеческих эмоций, обнаженная, но смертоносная в своей разворачивающейся подобно девятому валу силе. Когда человек застревает в неумном желании обладать и принадлежать, когда стираются границы личного и чужого, когда нет возможности дышать без объекта. Когда объект становится настолько важен, настолько необходим, что он сам растворяется в этой кислотной волне, уступая место внутренним злым желаниям. Зависимость — это слишком слабое слово. Одержимость. Можно быть одержимым идеей, работой, человеком. Но всегда это одержимость самим собой.
Когда кажется, что вы задыхаетесь без любви — вы задыхаетесь от самого себя. От внутренней пустоты, в которую пытаетесь затолкать людей, их эмоции и жизни. Вы питаетесь ими, как спрут, который утягивает на дно корабли. Вы одержимы собственным одиночеством, вам кажется, что стоит другому отвернуться — и вы потеряете жизнь. Последний источник жизни, последний шанс отразиться в глазах другого. Вы просто не выросли. Вы просто не научились находить себя не в других, а в самом себе.
И если вы думаете, что умные слова и знания по психологии, да что там знания, докторская степень, годы терапии, практика, супервизии, если вы думаете, что все условия и инструменты, известные человечеству, которые мне доступны, помогают, то вы ошибаетесь. Это ни черта не работает.
Знаете, что все это формирует и укрепляет? Защиту под названием «интеллектуализация». Бог мой, я могу разложить по полочкам любого, включая саму себя. Но истинное столкновение с бессознательным и его проявлениями швыряют меня в первобытный ад. В этом аду нет степеней и опыта, нет званий и статуса. В этом аду только я и оно.
Я не видела его год. И за этот год работала с клиентами, переживающими ровно то же, что и я сейчас. Свою одержимость, свою маленькую мировую войну. Войну на два фронта, потому что при любом раскладе ты проиграл. Когда личность распадается, а все происходящее приносит только боль и мрачное ощущение «я же знал, что все будет плохо», когда фантазии заменяют собой целый мир.
После рождения Жаклин я все больше и больше погружаюсь в этот безудержный мрак, в эту порченную былым счастьем нереальность. И я уже потеряла способность дышать, улыбаться. Натягивая маску каждое утро, я срываю ее под вечер — когда мужа нет, когда дочь отдана няне. Я прыгаю в машину и гоню прочь из Марселя по побережью, надеясь, что все случится как в кинофильме, где в финале мы обязательно встретимся. Он будет ждать меня на одинокой скале вдали от городов, чтобы вместе прыгнуть в бездну.
День за днем я выполняю свою социальную функцию. И будто бы сплю. Средиземное море манит шагнуть в теплые лазурные воды, скрыться там, куда не добираются люди.
Понимаю, депрессия. Послеродовая, осложненная травмой привязанности.
Боги, Анна. «Травма привязанности». Ты идиотка. Ты одержима. Думала, оставив за плечами парня-офицера, ты станешь сильнее, переживешь эту потерю. А сама раз за разом пытаешься найти упоминание о нем или о его группе. Упоминание, которого не может быть априори: закрытая группа, их просто не существует для всех правительств мира — и для тебя.
Ох, если бы все было так просто. Если бы можно было просто нажать кнопку delete и стереть прошлое, как старый фильм.
Так работает бессознательное. Мы притягиваем к себе тех пациентов, которые попадают в нашу собственную травму, в наш жизненный этап, в тот цикл, по которому мы движемся. Я увеличила практику, нашла себе супервизора, но так и не смогла ему доверять. Я точно знаю, что все в этом городе так или иначе связаны с моим мужем. Нельзя ставить психотерапевта в двойственное положение.