Ее тысяча лиц

— Мы установили, что убийца Анны использовал редкий крем. Этот крем производит фирма, в деле против которой участвовала Мелисса, — чуть слышно заговорил Грин. — Как вы думаете, подобное может быть совпадением?

Во рту резко пересохло, Теодора сделала несколько больших глотков чая.

— Я ничего не знаю про работу Алисы вне моего клуба.

— Она защищала бедные слои населения. Сначала занималась пособиями, потом — мелкими претензиями и делами. Одно из громких дел — иск против косметической фирмы, которая уволила несколько десятков рабочих.

— Зачем вы мне это рассказываете?

Их взгляды встретились. Синие разных оттенков: темный, грозовой Грина и пронзительно-лазурный Теодоры. Только в глазах Акселя застыла мрачная решимость, а в ее — замаскированная под испугом затаенная боль.

— Вы разбираетесь в бизнесе. Строите логические цепочки и способны посмотреть на все дело с новой стороны.

— Приглашаете меня в команду? — невесело усмехнулась она.

Аксель покачал головой.

— Скорее, ищу зацепку.

— Ваш убийца оставляет подсказки?

Грин кивнул.

— Крем. Он использовал его, точно зная, что состав редкий, состав запатентован. Значит, он знал про вторую жертву. Готовился к обеим и убил их друг за дружкой. Между убийствами прошло меньше суток.

— Но что он оставил на Мелиссе?

Взгляд Грина потемнел.

— Если честно, мне кажется, что он у нее что-то забрал.

Теодоре стало холодно, она обхватила себя руками.

— Мне сказали, ей проткнули сердце, удушили, сняли с нее скальп.

— Волосы.

— Что?

— Он забрал у нее волосы.

— Значит?..

Он покачал головой.

— Понятия не имею. Спасибо, мисс Рихтер. Вы мне очень помогли. — Он бросил на стол несколько купюр и вскочил.

Тео проводила его недоуменным взглядом.

— Простите, — проговорил Грин, замерев.

Их взгляды встретились, и повисло странное тягучее молчание. На мгновение Теодоре показалось, что он немедля вернется за стол и продолжит разговор. Детектив возвышался над ней, но в этом не было никакого давления. Напротив — безопасность. Чертова безопасность.

Ее губы тронула тень улыбки, предшествующей началу фразы, но заговорить мисс Рихтер не успела.

— Я должен идти, — почти с сожалением сказал Грин. Развернулся. И исчез.

Глава шестая

ПРОШЛОЕ. АННА

Август 1993 года

— Моя дорогая Анна, знаешь ли ты, как устроен этот мир? Как ошибочно твое представление о его сущности, о правилах, по которым он работает? Интересно ли тебе это? Ты всегда стремилась познавать души. Не хмурься. Я не читаю мыслей, но слышу твои. Ты слишком громко думаешь. И мне нравится то, что я слышу. Моя маленькая чертовка. Ты ведь никогда не обманывалась на мой счет. Ты всегда знала, что, вступая в схватку со мной, ты обречена. Обречена проигрывать снова и снова. Засыпать и просыпаться с мыслями обо мне. Твое тело тебя предает. Даже сейчас. Оно говорит со мной о других вещах. Посмотри на себя. Посмотри, как ты прекрасна. Тебе идет эта стрижка, я не зря вчера потратил столько времени. Чуть ниже плеч и так вьются. Я бы хотел запустить пальцы в твои волосы, почувствовать гладкость их шелка. Но это оказалось бы банально, а ты ненавидишь банальности. У тебя идеальный брак, но ты разрушаешь его. У тебя идеальное имя, но ты все время пытаешься его запятнать. У тебя есть семья, но тебе не нужна семья. У тебя есть секрет. Постыдный секрет маленькой порочной девочки, которая однажды пошла на поводу у своих желаний, а потом всю жизнь жалела, что не решилась на последний шаг. Ох, не смотри так удивленно. Я же говорю, я знаю о тебе все. Читаю по глазам, вот по этим мурашкам. Взгляни на свою руку — волоски встали, откликаясь на мои слова. Посмотри на свою грудь. Ты видишь? Видишь, как твое тело разговаривает со мной?

Теплая рука на моей щеке. Я смотрю на него беспомощным взглядом. Не понимаю, что чувствую, но ничего не хочу менять. Вчера он обстриг мои волосы. Волосы, которыми я гордилась, которые отращивала с детства. Сделал каре. А потом перекрасил. Они стали темнее, обрели рыжеватые блики и дико смотрелись с моим цветом глаз. Или я просто не могла представить себя кем-то иным — не блондинкой.

Вторая рука сжимает мое плечо. Я все жду, когда он перешагнет черту. Шли недели, он не прикасался ко мне. Мучил иначе. Я теряла связь с реальностью и уже не понимала, кто здесь похититель, а кто жертва. Как будто именно я, я сама была виновата во всем — и в его действиях тоже. Он так и говорил. Почти так.

Сильные пальцы стискивают мой подбородок, слегка оттягивая нижнюю губу. Я смотрю ему в глаза. Я должна бояться и ненавидеть. Боюсь. Ненавижу. И что-то еще. Стокгольмский синдром? Как хреново знать принципы работы психики. Все годы после разлуки с Акселем я прожигала жизнь, лишь бы самой себе напомнить, что я еще жива. Я знала, что поступаю глупо, понимала, что мною руководит. И купировала это знание, изгоняла из своей жизни. Я расколола свою жизнь на три, и эти три части никогда не пересекались.