Ее тысяча лиц

Нас спаяло в чудовищный сплав, из которого выжгло все, даже отдаленно напоминающее пресловутую нормальность. Бедные люди, когда же вы поймете, что норма — это субъективное понятие. Все, что творится сейчас, лично для меня — норма. Ненормальная, ужасная, бросающая вызов обществу норма. И мое тело реагирует так, как должно. Даже если кому-то в подобной ситуации казалось бы диким идти на сближение с похитителем, мне плевать на ваше мнение. Я не могу иначе. Иногда я думаю, что была создана именно для этого. Что моя психика настолько разрушена, что все нормальное меня убивает или усыпляет. А вот такое будто помогает жить.

Он сидит с книгой в руках. При виде меня удивленно вскидывает голову. Я натыкаюсь на его пронзительный взгляд, как на стену, и падаю на колени прямо перед ним. По его лощеному лицу скользит надменная улыбка, и от этой улыбки волосы у меня на загривке встают дыбом. Живот болит, меня по-прежнему тошнит, но мир в очередной раз переворачивается.

Он слишком спокоен. Он медленно откладывает книгу. Я подбираюсь ближе, практически ползу. А потом, вскочив на ноги, толкаю его в грудь. Если бы он сидел на стуле, то обязательно упал бы. Но он не шевелится, продолжая сверлить меня взглядом.

Интересно, у него уже встал? Он все еще реагирует на меня так, как всегда? Или я стала уродиной на этой проклятой людьми и здравым смыслом яхте?

Я снова толкаю его. Он не реагирует. Как он смеет не реагировать?

Я прыгаю к нему на колени и даю пощечину. Он лишь улыбается, глядя мне в глаза. От удара его голова дергается, но почти сразу взгляд находит мое лицо. Левая щека красная, но он спокоен. Обдолбался, что ли? Накурился? Меня это не устраивает. Я снова замахиваюсь, но он вдруг смеется, перехватывает мою руку и с силой отталкивает в сторону.

Я лечу. Какое блаженное ощущение невесомости.

Но как всегда, за лучшими ощущениями следует ужасная боль. Она пронзает затылок и спину. Я падаю. В глазах темнеет. Острая боль почему-то пронизывает живот. По телу разливается пульсация, и я теряю сознание в тот момент, как он срывается с места, бросившись ко мне.

Жертва снова поменялась местами с агрессором. Кто тут кто? Уверена, он не знает. К сожалению, я тоже уже не понимаю.

Мне снился Аксель. Светлые волосы еще сильнее отросли, закрывают уши и мягкими волнами обрамляют слишком суровое и какое-то повзрослевшее лицо, спускаясь до линии мощных плеч. Только глаза по-прежнему синие, смотрят на меня с теплом. И укором. Что я сделала не так? Почему он решил вернуться в сны и напомнить о себе, напомнить о том, что я сделала с ним? С нами? Он сидит и смотрит. Смотрит и молчит. А у меня внутри все переворачивается.

А может, он погиб? Может, я тоже умерла?

Я хочу подойти к нему, зарыться носом в волосы, вдохнуть знакомый аромат и наконец прекратить эту бессмысленную гонку за достижениями и властью. Забыть о Марселе, Париже, ненужной карьере и будущем, которое не оправдало ожиданий. Мне хочется почувствовать вкус его губ и тяжесть молодого и сильного тела. Почувствовать, как он теряет контроль, распаляясь от одного взгляда. Как вжимает меня в стену. Как защищает от всего мира.

Как юный парень смог перевернуть весь привычный уклад моей жизни? Что в нем есть такое, что я до сих пор не могу его забыть?

Я просыпаюсь со слезами. Губы соленые и сухие, потрескались. Кажется, у меня жар. Я не могу разглядеть происходящее. Влажная тряпица на лбу. Молю позвать врача. Я говорю это вслух или?.. Наверное, не говорю. Кто-то меняет компресс. Я чувствую слабый укол, снова проваливаюсь в сон.

Тьма живая. Она пульсирует и ждет, пока я оступлюсь. Но я не могу сдаться. Не так и не сейчас. Слишком многое поставлено на карту, слишком много собственных границ я уничтожила на пути к этой свободе.

Я выныриваю из тьмы и тут же зажмуриваюсь: кто-то светит фонариком в глаза. Пытаюсь ругаться, наверное, что-то шепчу. Не понимаю, что мне отвечают. Больно. Снова темно.

Еще через какое-то время я наконец делаю полный вздох. Тело болит так, как будто меня били. Не удивлюсь, если били. Пульсирующую тишину разрезает мой стон — я пытаюсь пошевелиться, но не получается. Сильная рука помогает мне приподнять голову. В меня вливают какую-то жидкость. Приятно.

Мимолетное прикосновение к щеке. Я слышу шепот, но не разбираю слов. Хочется спать. Все еще болит живот.

Лишь однажды я переживала лихорадку. Это было в детстве. Тогда не было страшно, наверное, сейчас тоже страха я не испытываю. Скорее, меня поглощает боль.

Когда я окончательно прихожу в себя, обнаруживаю рядом его. Он спит в кресле, вытянув длинные ноги. Рубашка вопреки обыкновению измята и распахнута на груди, на шортах какие-то пятна. В воздухе резкий запах лекарств.

Я пытаюсь сесть, не получается, но пытаюсь снова. Надо оглядеться, понять, что произошло. Хотя на самом деле я все это время знала, что именно произошло. Я осталась жива. Какая забавная ирония. Лучше бы я умерла на этой яхте. А он бы проиграл, навсегда проиграл. Потому что сломал куклу, которую пытался обожествить, но вместо этого уничтожал ее обесцениванием.