Ее тысяча лиц

Закончив с рисунком, она медленно подняла глаза. Прекрасные изумрудные глаза, так красиво вычерченные природой. Ее лицо было совершенным — на его вкус. И смотреть в него было… Нет, это не боль — нечто более глубинное и первобытное. Он будто обрезал эту пуповину. По крайней мере, думал так, сосредоточенный на расследовании. А на самом деле лишь отрекся от нее, чтобы сохранить себя и свой мир. Дурак. Его мир разлетелся вдребезги, когда по телефону ему назвали ее имя. Когда он летел на пределе мощности мотоцикла, чтобы успеть ее остановить. А потом еще раз — когда доктор Фей Тайлер сказала, что Энн потеряла ребенка. Его ребенка.

— Акс.

Аксель не очень любил всевозможные сокращения и преуменьшения, и сейчас это короткое каркающее обращение его отрезвило.

— Энн.

По ее лицу скользнула усмешка.

— Пришел посмотреть в лицо своим демонам?

— Пришел посмотреть в лицо демону, который явно лучше меня разбирается в убийствах.

— Ох. Так тебе нужна помощь, всемогущий детектив? Польщена. Но вряд ли я подходящий эксперт. Мне понравился мой адвокат. Он женат?

Как она изменилась. Сейчас, когда не нужно больше притворяться, когда не нужно играть Энн, в ней проснулось всё: и женская манипуляция, грубая попытка вызвать ревность бывшего, и жестокость социопата, который выпал из реальности, построив свою собственную, такую, в которой ему не страшно существовать, такую, где убивать детей — проявление милосердия. И еще что-то — ядовитое и одновременно манкое, как монетка на дне моря. Когда-то он уже утонул.

Сейчас Аксель пришел не за этим.

— В каждом твоем ребенке оставался след тебя. След, который невозможно подделать. Ты не просто одевала детей, ты создавала инсталляции. Картины. И они были пронизаны духом Ангелы.

— Не произноси ее имя, — предостерегающе прошипела Эдола. Ее лицо мгновенно растеряло всю свою трепетную красоту. Исказилось. В уголках рта залегли тени. Она стала почти безобразной. Но вот мгновение прошло, и перед ним снова прекрасная, пусть и несколько изможденная молодая женщина.

— Это их объединяло? Но почему? Твоя дочь погибла во младенчестве…

— Аксель, пожалуйста.

— Почему? Почему именно этот возраст?

Их взгляды встретились. Молчание повисло в комнате. И вдруг в зеленых глазах женщины блеснули слезы.

— До семи они еще ангелы.

Какая интересная логика.

— И твой брат рисовал ангелов. Ради тебя?

Она медленно кивнула.

— Как это было?

— Сначала он рисовал на бумаге, — уставившись в свои руки, чуть слышно ответила она, отчего-то перестав с ним бороться.

— А потом?

— В них не было жизни. — Она резко вздернула подбородок, снова поймала его взгляд. — Ангела была символом.

— Он делал это ради тебя.

Уже не вопрос, а утверждение. Зачем он говорит об этом? Все это связано с текущим делом. У него нет никаких доказательств, только чутье. И это чутье искало выход в словах и смыслах. Он не просто так приехал, не просто так выкроил час времени перед концертом, на котором, возможно, все решится. Не просто так решился встретиться с женщиной, даже имя которой избегал произносить больше двух лет.

Она вернулась с того света не для того, чтобы портить ему жизнь. Последняя дань их совместному прошлому.

— Люди слабые, Аксель, — вдруг совершенно серьезно заговорила Эдола. — Каждый видит в другом лишь то, что готов увидеть. Я ведь никогда не играла рядом с тобой. Каждую нашу ночь я раскрывалась тебе навстречу, показывая свое истинное лицо. Ты помнишь мои руки на своей шее? Помнишь. Конечно, помнишь. Ты мог догадаться раньше, но не хотел. Ты хотел видеть Энн, а не меня. А я хотела знать, что эти дети обрели покой. Что им не придется жить в мире, где тебя могут изнасиловать в пятнадцать только из-за того, что у тебя красивые глаза. В мире, где тебе приходится лгать, чтобы выжить. Менять имя, чтобы вернуться в город, который дал тебе все — и отнял все. Скрывать беременность от человека, которого вдруг полюбила, хотя всю жизнь считала, что любви между мужчиной и женщиной не существует, только похоть. Поверишь ли ты мне сейчас, если я скажу, что ты — единственный мужчина, с кем я была ради любви и по своей воле? Удивлен? Ты веришь. А если я лгу? Ты до сих пор ищешь во мне Энн, Аксель. Детектив, люди по сути своей двуличные твари. Мы носим маски даже там, где они не нужны. И часто мы делаем не то, что хотим сами. Мы предпочитаем жить чужую жизнь, действовать по чужой указке, потому что в этом случае наша вина будет разделена с кем-то еще. Мой брат был из таких. Слабак, который не смог отстоять свое право творить. Бюрократ, который приспособился. А я — нет.

Двуличие. Маски. Ведомость.

Аксель медленно опустил глаза на свои руки.

Не бывает преступлений без души. Он наконец-то понял, что не так. В том, как обставлена смерть Анны, было много личного: поза, лицо, место убийства, крем по всему телу, секс, в конце концов. Другие смерти — механические, их связывает только посмертный удар в сердце.

Так какого дьявола они решили, что убийца один?

Глава вторая

НАСТОЯЩЕЕ. МАРК

— Ну что, ребята, профиля так и нет?