Ее тысяча лиц

Меня начало трясти. Неловко обхватив себя руками, я смотрела в столешницу, не рискуя поднять на него глаза. Боль утихала. От одного его присутствия утихала. Я чуть не упала, когда Крис коснулся моего плеча. Наши взгляды встретились. В его взоре плескалось серебро.

— Анна, в чем дело? — негромко спросил он.

В его прикосновении не было интимности. Во взгляде не было вызова. Только усталость. И застарелая боль. Боль, вечная боль. Такая же мучительная, как моя. Только у меня болела голова. А у него душа. Сердце. Я нанесла ему смертельную рану. Но только так он получал возможность жить. Подальше от меня. Тогда, принимая решение о разводе, я думала только о том, что не могу больше смотреть ему в глаза. Меня поглощала вина. Я же рассказала ему все. Про выкидыш. Про контакт. Про то, что не достойна его. Что с самой первой встречи была недостойна. Рассказала сразу, по дороге в Париж. Он ничего не ответил. И никогда потом не возвращался к этому моменту, считая, что моя искренность на самом деле — результат стресса.

Но в тот вечер, когда Жаклин с Готье отправились в городской парк, а мы с Крисом остались одни, я налила себе вина. Выпила. И сообщила, что каждое слово, сказанное мной на пути в Париж — правда. И что я больше не могу. Обязана его отпустить.

Потом мы не разговаривали. Все документы оформили адвокаты, Кристиан одарил меня, как восточную принцессу. Прошло несколько лет, прежде чем я рискнула связаться с ним вне рабочего процесса. И ни разу не звала к себе. Не надеялась, что он придет. Но сейчас он здесь, а его рука на моем плече.

Я благодарно улыбнулась.

— Кажется, со мной что-то не так. — Я сжала голову руками.

— Мишель сказал, что ты упала и порезалась.

— Мишель? — удивилась я.

Кристиан понимающе кивнул, по его губам скользнула тонкая усмешка. И тут я заметила, что в его волосах стало чуть больше седины. Захотелось прикоснуться к ним, но я себя одернула. Мне нужно было другое. Прежде чем ехать в Треверберг, я должна знать, сколько у меня времени.

— Чем могу помочь, Анна? — спокойно спросил Бальмон, слегка наклонив голову набок, так, как будто силился рассмотреть меня с другого ракурса.

— В империи твоей семьи же есть какой-нибудь специалист по мозгам? В физиологическом плане.

Без номера

Ложь. Во спасение? Так не бывает.

Боль. Источник силы.

Насилие. Источник силы или слома — зависит только от тебя.

Ты любишь играть в кошки-мышки, я люблю, чтобы мир поворачивался ко мне лицом, а ко всем остальным — жопой.

Ты любишь соблюдать правила — я хочу быть создателем этих правил. Ты любишь искать иголку в стоге сена руками — я всегда использую магнит. Ты прячешься за масками — я срываю эти маски, показывая истинное нутро общества. Всех этих жалких никчемных людей, слабых настолько, что им страшно посмотреть в зеркало и сказать самим себе: я скотина. Всех этих людей, которые не могут встать утром и решить, что жизнь достойна того, чтобы жить, а не выживать. Всех этих людей, которых и людьми-то называть не хочется.

Общество погрязло в двуличии, лицемерии и вранье.

Разгадайте мою новую загадку. Хотя о чем это я. Была ли вообще загадка?..

Часть третья. Иногда он просто делает то, что должен

Глава первая

НАСТОЯЩЕЕ. ЛОРЕЛ

Марсель

Машинальным движением сунув мобильник в карман джинсов, Лорел застыла посреди маленькой квартирки секретаря Анны Перо. Первый шок прошел, и проснулось нутро матерой журналистки, которая получила уникальный шанс оказаться на месте преступления до явки полиции. Она не могла фотографировать — кадры точно изымут. Да и лишние вопросы с учетом всех данных ни к чему. Поэтому включила режим максимальной концентрации, чтобы запомнить все, что попадет сейчас в ее поле зрения.

Лорел закрутила платиновые волосы вокруг резинки, закрепив блестящую массу запасной, чтобы получился плотный пучок, сделала несколько шагов и остановилась на границе святилища Готье.

Святилища. Как еще это можно назвать? Бывшего святилища?