Натали тоже сообразила, какая потрясающая возможность открывается благодаря появлению этой неожиданной союзницы. Она прибегает к универсальному языку жестов, сжимая зубами кончик шланга, по-птичьи машет руками, а потом показывает пальцем на дымоход дома напротив.
Соколиха знай себе качает головой и смотрит то на одного, то на другого.
Натали сует ей кончик шланга. Поколебавшись, соколиха хватает его когтями и перелетает через реку. Над крышей дома напротив она хлопает крыльями, зависнув на несколько секунд в одной точке, а потом выпускает лассо… которое падает рядом с дымоходом.
Не судьба. Нам попалась неловкая помощница.
Но соколиха не сдается. После нескольких попыток она все-таки накидывает петлю на дымоход. Теперь нам нельзя терять времени.
Роман делает из проволоки еще одну петлю, чтобы с ее помощью скользить по шлангу-тросу вниз. Он сам ее испытывает и успешно добирается, куда нужно. Там он совершенствует крепеж, после чего принимает на крыше одного за другим два десятка человек, каждый из которых совершает спуск над замерзшей рекой с мешком, где сидят десять котов и кошек.
Меня в компании Анжело, Пифагора и Эсмеральды переправляет моя служанка Натали.
Теперь пора уносить ноги.
Крысы уже добрались до верхнего этажа дома, откуда мы эвакуировались, и немедленно начинают перегрызать матерчатый пожарный шланг, послуживший нам тросом.
Последний человек, собравшийся преодолеть бездну с кошками за спиной, падает и разбивается о речной лед.
До наших ушей доносится разочарованный свист крыс.
Я поворачиваюсь к соколихе.
Поразительное дело: пернатое существо, с которым у меня сначала складывались сложные отношения, стала нашей спасительницей. Это доказывает, что сочувствие может приносить пользу. Я даю себе слово развить этот талант для связи с представителями других живых существ: улавливаешь их отчаяние, потом приходишь им на выручку, а затем налаживаешь успешную коммуникацию.
Эту мысль мгновенно сменяет другая. Судя по всему, моя чудесная соколиха – единственная союзница, которую сумел завербовать Шампольон. Он так боялся эту хищницу, а в итоге только ее и смог уговорить.
Дом, на крыше которого мы находимся, раньше был магазином спортивного инвентаря. Наша молодежь догадывается воспользоваться коньками, чтобы быстрее передвигаться по льду реки.
Они встают на коньки и надевают вместительные рюкзаки, в которых нам, котам и кошкам, удобно и тепло.
Натали спускается на лед и выезжает на середину реки. Остальные люди, на счастье, тоже умеют кататься на коньках, поэтому не отстают от нас.
Холод не мешает наслаждаться скольжением.
На коньках человек мчится раз в десять быстрее, чем если идет пешком.
Мы минуем перегородившие реку баржи и устремляемся на запад.
Я высовываюсь из рюкзака. Ветер приглаживает мне шерсть, нос щекочут снежинки.
Меня восхищает легкость, с какой люди скользят по реке, превратившейся в зеркало.
– Скорее! – подгоняю я служанку. – Сейчас не время медлить, надо увеличить отрыв от проклятых грызунов.
Она набирает скорость. Не сомневаюсь, что именно мои идеи и решения позволили всем нам избежать смертельной опасности.
Внезапно Натали резко тормозит.
Нам преграждает путь стена врагов, я вижу круглые уши и острые, как клинки, резцы.
– Тамерлан предугадал, что мы обогнем баржи, – бормочет Пифагор. – До чего умен!
Крысы собираются у нас за спиной и на флангах.
– Нас окружают! – паникует Эсмеральда.
Мы сбиваемся в группу посредине реки, нас засыпает снег.
Все кошки выбираются из рюкзаков и занимают круговую оборону. Двадцать один человек прячутся у нас за спинами.
Крысы издали оценивают нас, мы – их. Натали протягивает мне бинокль.
Над морем бурой шерсти возвышается Тамерлан: его держат две крысы, стоящие на плечах четырех, а те стоят на плечах еще восьми. Эта живая пирамида позволяет крысиному царю обозревать все поле боя.
Я пытаюсь оценить силы неприятеля. Крыс, без сомнения, раз в десять больше, чем участвовало в битве за Лебединый остров. Тогда их были десятки тысяч, теперь – сотни тысяч.
Спасти нас может только чудо. И нам остается только одно: надеяться, что оно произойдет.
68. Катары
Движение так называемых катаров возникло в XII веке во Франции, в районе Тулузы.
Слово «катар» происходит от cattus («кот» на вульгарной латыни, отсюда английское cat). Противники стали называть катаров именно так, утверждая, что они целуют кошачьи зады в знак покорности Люциферу. Сами катары называли себя добрыми людьми.