Её вина (СИ)

Настойчивый стук в дверь выводит меня из оцепенения. Поднимаюсь и выключаю воду. Ну явно не послышалось.

– Арин…

Громов. Поднялся на второй этаж оказывается.

– Арин, у тебя всё в порядке? – совсем близко раздаётся его голос.

Вот ведь настырный! Сказала же, что да.

Выхожу из кабины, ступая босыми ногами на тёплый пол. Промокнув тело махровым полотенцем, сдёргиваю с вешалки шёлковый халат и надеваю его.

– Арина…

И голос прямо такой обеспокоенный…

– Если не ответишь, я вхожу, – звучит сурово.

Вскидываю бровь.

У какой. Интерееесно… бравирует или…

– Слышишь?

Качаю головой. Любопытно до жути, хватит ли у Максима смелости совершить задуманное? Но всё же я решаю не играть на его нервах. Мне приятно, что он интересуется моим состоянием, ведь по идее ему должно быть абсолютно всё равно.

– Я вхожу, – громко объявляет он.

Да входи уже, я не против.

Но вслух произношу, естественно, не это.

Дверь мы открываем одновременно.

Обалдеть. Реально зашёл. А она ведь была не заперта...

– Так не терпится потереть мне спинку?

– Отозваться не судьба? — сканирует меня мрачным взором.

– Что за паника? – отворачиваюсь к зеркалу и продолжаю вытирать мокрые волосы полотенцем.

– Отвечать надо потому что.

Сталкиваемся взглядами в отражении. Он – весь такой хмурый и сердитый, а мне вдруг наоборот нестерпимо хочется улыбнуться. Потому что конкретно в данный момент Максим чем-то напоминает мне моего отца. Тот тоже вечно беспокоится и переживает, а я эту чрезмерную опеку и заботу не всегда понимаю.

– Ты насчёт плеча серьёзно? Правда… пулевое?

– Чёрт, — замечаю, что ткань халата промокла и приобрела красный оттенок.

Видимо, рана по-прежнему кровоточит. Там в машине Игнат так сильно вцепился в меня, пытаясь удержать на месте. Но я, признаться, и не заметила. Не в том состоянии была…

Открываю шкафчик и достаю оттуда нехитрый аптечный набор. Он хранится в этом месте с давних пор, а если быть точнее, со времён моего детства. Потому что сбитые локти и коленки – являлись его неотъемлемой частью. Папа шутливо величал меня «зелёным человечком». В честь активного использования зелёнки, разумеется.

Оголяю плечо, приспуская халат вниз.

– Не шутила значит? – Максим подходит ближе и в шоке переводит взгляд на моё лицо.

– Ну, такими вещами вроде как шутить не принято. Да ерунда, просто выглядит не очень, – спешу заверить его я, беззаботно отмахиваясь.

–  Там рядом, между прочим, находится грудоакромиальная артерия, – ещё сильнее хмурится он. – В тебя что стреляли?

Сказать, что он поражён, это ничего сказать.

– Да. Так уж вышло… Можешь помочь, раз уж ты здесь?  — перекидываю волосы на другую сторону.

– Давай сюда, – забирает из моих рук аптечку и внимательно осматривает место ранения. – Шов немного разошёлся, но не критично. Шить не надо.

– Заклей к чертям, да и всё, – невольно вздрагиваю от прикосновений его пальцев к моей коже.

Н-да… Мне будто снова шестнадцать, честное слово. Нервничаю? Серьёзно, что ли?

– Как это вообще произошло? – обрабатывает рану, а я в этот момент активно изображаю морду-кирпич.

Типа мне всё нипочём. И совсем-совсем не больно. Ни капельки… Ничуть.

Какая наглая ложь! По правде говоря, щиплет просто адски.

— Больно, да? – и всё же догадывается.

– Не больнее, чем после выстрела, – уклончиво отвечаю я, наблюдая за тем, как он лихо справляется со своей задачей.

– Можешь поплакать, ничего постыдного в этом нет, – произносит он внезапно.

– Не хочу я плакать. Мне не больно, Максим! – на этот раз моя очередь хмурить брови.

Выдерживаю его скептический взгляд, немного вздёрнув кверху подбородок.

Думает, что я стану ныть? Нет, не угадал…

– Что за проблема? Боишься дать слабину? – спрашивает без какого-либо намёка на иронию.

– Чушь. Говорю же, терпимо, – упрямо стою на своём.

– Ясно, – не особо мне верит, но тему, к счастью, не развивает. – Это произошло в тот день, когда мы разговаривали?

– Да, – выдыхаю с облегчением, когда боль немножечко начинает стихать.

– Я смотрю ты прямо девочка-беда, – хмыкает он.

Девочка. ДЕВОЧКА, боже мой!

– Что? – замечает мою реакцию на его слова.

– Ничего.

– Готово, – надёжно закрепляет пластырь и возвращает аптечку на место.

– Где твои костыли? – только сейчас замечаю их отсутствие.

– Достали.

– Понятно. Выглядишь, кстати, хорошо. Нога беспокоит?

– Да по-разному. Иногда да, – пожимает плечом. – Ты спать или составишь мне компанию? Есть хочешь?

– Составить компанию? С чего вдруг твоё отношение ко мне поменялось? – прищуриваюсь я. – Ты вроде как не был настроен общаться. Если всё это только из жалости и сочувствия, то, пожалуйста, не стоит…

Смотрит на меня как-то странно. Говорю же, ему меня тупо жаль. А это злит и вызывает досаду.