Её вина (СИ)

Я вообще не улавливаю смысла сказанного, но клянусь, всякий раз после общения с этой женщиной у меня начинаются головные боли. Вот как сейчас.

– Свадьба-то у нас когда теперь намечается? – с явным укором в голосе интересуется Марина Аркадьевна. – Или всё уже? Нет средств?

Душная женщина…

– А вы всё ещё видите свою дочь рядом со мной? Рядом с несостоятельным инвалидом, – уточняю я, не пытаясь сдержать усмешку.

– Ой, Максим, ну что ты цепляешься к словам, ей богу! Я имела ввиду тот факт, что тебе нужно научиться воспринимать себя таким, какой ты есть сейчас…

Невозможно слушать это. Она несёт полнейший бред. И про мужика какого-то зачем-то сказала. О ком вообще речь?

– У меня курица горит. Всего доброго, Марина Аркадьевна.

Сбрасываю вызов и массирую виски.

Лучше б не звонил ей, честное слово. Чувствую себя сейчас отвратно. Столько всего она нагородила, не переварить…

Вытягиваю ногу вперёд. Завтра приедет реабилитолог, и снова начнутся адовы муки. Вздыхаю и осматриваю затянувшиеся швы.

А ведь есть в словах Марины Аркадьевны доля правды. Инвалидом я себя, разумеется, не считаю, но после аварии совершенно точно ощущаю другим человеком: слабым, немощным и ни на что не годным. Благо, что разрешили потихоньку возвращать умеренные физические нагрузки. Я столько не сачковал со времён пятилетнего возраста…

Выключаю свет на веранде и решаю немного поваляться на свежем воздухе. Так лень идти в спальню… да и голова чугунная.

Чудные качели-гамак, заботливо продуманные дизайнером, так и манят. Устроившись на цветном покрывале поудобнее, закрываю глаза и позволяю себе вздремнуть. От тех таблеток, которые я пью, постоянно клонит в сон. Это аморфное состояние мне порядком поднадоело, но делать нечего. До конца месяца бросать их нельзя.

Тишина. Совсем нет ветра и поют сверчки. Хорошо, спокойно…

Не знаю сколько проходит времени прежде, чем за воротами слышится какой-то шум. Вроде как автомобиль подъехал, но сквозь сон я не особо понимаю, к кому именно пожаловали гости, а потому продолжаю спокойно дремать. Но длится это ровно до того момента, как раздаётся скрип железной двери ворот, а затем и стук каблуков.

Открываю глаза и прислушиваюсь. Нет сомнений в том, что это она, хозяйка этого дома. Не знаю почему, но я сразу это чувствую...

Однако зайти в дом Арина не спешит. Слышу, как девушка скидывает обувь и щёлкает зажигалкой. Ощущение, что сидит где-то совсем рядом. Подозреваю, что она устроилась на ступеньках.

Встаю, разминаю мышцы спины, затёкшие ввиду неудобного положения тела. Замечаю яркий красный пиджак. Как и предполагал, Барских сидит на ступеньках. В темноте светится кончик тлеющей сигареты, а сама она, запрокинув голову наверх, смотрит в небо, усыпанное звёздами.

Что-то во всей этой картине настораживает. Во-первых, её плечи то и дело приподнимаются, а во-вторых, я отчётливо слышу это: она плачет.

Дабы убедиться, что мне не мерещится, поднимаюсь с гамака и тихо подхожу ближе.

Да. Не показалось. Плачет.

Щёлкаю выключателем и обеспокоенно смотрю на девушку. Она явно не ожидает моего появления на веранде. Резко поворачивается, прикрывает от света глаза ребром ладони и удивлённо смотрит в мою сторону.

– Барских… Ты…

Слова как-то застревают в горле, потому что в этот момент я замечаю то, что меня шокирует.

Её внешний вид.

– Какого… ты не со своей Олей? – недовольно спрашивает она, безуспешно пытаясь запахнуть пиджак на груди.

Молча смотрю на неё и как-то сразу начинаю понимать, что произошло. Юбка порвана, блузка тоже. Да и взгляд её, полосонувший раздражением и досадой, явно скрывает гораздо больше. В глазах читается смущение, которое, как мне казалось, вообще не свойственно тому типу женщин, к которому она принадлежит.

– Жених? – нахмурившись, спрашиваю я.

Не отвечает. Он значит…

Опускает руку, отворачивается. Выбрасывает окурок и забирает туфли, брошенные на газон. Сжимаю челюсти, глядя на то, как она расправляет юбку, поднимаясь со ступенек.

– Мне надо перекантоваться здесь пару дней. Займу комнату для гостей, если ты не возражаешь, – говорит со мной так, словно приехала домой не к себе, а ко мне.

Босыми ногами ступает по деревянному настилу. Пытается пройти мимо, но я её останавливаю, придержав за локоть.

– Это он, да? Что между вами произошло?

Сейчас в свете лампы, вкрученной накануне, я отчётливо вижу её лицо. Так близко, как никогда прежде.

Вроде плакала, а при этом всё равно выглядит так, как будто сошла с модной обложки. Только лишь глаза и выдают. Потухшие. Выражающие болезненное разочарование и некую отрешённость.

Растерянно косится на мою руку, и я разжимаю пальцы, выпуская из них мягкую ткань пиджака.