Ее вишенка

Я взяла одну штучку и разломила. Сверху пышное облачко расплавленного зефира, потом два слоя хрустящего печенья, а между ними расплавленный шоколад. Я развела в разные стороны половинки – шоколад вытянулся, как ленты славы.

– Недурно, – кивнул Райан.

– И вот так… – я указала на другой противень.

– На вид вроде нормально… – сказал он и откусил кусочек. – Вишневая начинка?

– Да. Подожди, это еще не все.

Я взяла печенье, обваляла его в дробленом миндале, воткнула деревянную шпажку. Райан с опаской следил за мной – наверное, решил, что я сошла с ума. Я подошла к фритюрнице, опустила печенье в масло и повернулась к Райану.

– Жареное печенье! Да ты прямо Пола Дин. Она в своих кулинарных телешоу все жарит во фритюре. Давай еще сверху маслом польем, когда будет готово.

– Не маслом.

Я вытащила печенье, положила на противень, взяла баллончик со взбитыми сливками и немного выдавила.

– Последний штрих…

И положила сверху покрытую шоколадом вишенку.

– Та-дам! Вот теперь попробуй.

Райан взял печенье, начал задумчиво жевать. Его брови медленно поползли вверх.

– Черт! Это же офигенно вкусно!

В пригороде Нью-Йорка на широком травяном поле раскинулась Шеффилдская ярмарка. Пришли все – Кэндис, Райан и, конечно, Уильям. Как обычно бывает на ярмарках, гостям предлагали всевозможные развлечения, только денежки плати: игры, соревнования… катание на лошадях, где за вами присматривают какие-то сомнительные личности, вроде как с опытом и с мотивацией вас не угробить. И везде продают пирожные «Муравейник». Все это в часе езды от Нью-Йорка, так что народу было полно.

Мы с Уильямом шли за Райаном и Кэндис, которые жарко спорили о каком-то фильме. Райан считал его шедевром, а Кэндис жаловалась, что через десять минут просмотра чуть не заснула. Конкурс печенья планировался ближе к вечеру, так что мы успели приготовить все что нужно – организаторы предоставили участникам печи и холодильники. Мы просто привезли готовое тесто и заморозили его. Оставалось еще время на развлечения.

Мы шли по полю. Уильям обнимал меня за плечи, я улыбалась.

– Знаешь, мог и не приходить.

– Я хотел пойти. Если я чего-то хочу, меня отговорить невозможно!

– Пару раз я пробовала…

– Ну и как, удачно?

– Не очень… – призналась я.

Я тут же вспомнила сцену у ручья и покраснела. Просто удивительно, как быстро я перестроилась – столько лет прожила ужасной скромницей, а теперь секс по нескольку раз в день стал для меня нормой. Если есть время, почему бы и нет… и мне это очень даже нравилось! Наверное, я должна была чувствовать себя развратной… но не чувствовала!

Любовь… Люди разбрасываются этим словом направо и налево, особо не задумываясь. Учась в школе, я искренне считала, что люблю певца Гарри Стайлса. А в юности, посмотрев «Драйв» в главной роли с Райаном Гослингом, «влюбилась» в Райана Гослинга. Хотя совершенно ясно – к любви это не имеет никакого отношения.

Из нашей истории с Уильямом я поняла одну вещь – любовь трудно распознать сразу. Вот зеленый росток неизвестного семени – цветок ли, сорняк? Тебе кто-то понравился – семя упало на почву; отношения развиваются – оно прорастает. Тогда и понимаешь, что это было за семечко. И легко принять «нравится» за «люблю», особенно в самом начале.

Я не сомневалась, что мои чувства к Уильяму – именно любовь. Это что-то… огромное. Невероятное! Как пламя свечи, которая будет гореть вечно. Сколько бы мы ни отдавали друг другу – вернется сторицей, и сколько мы будем жить, столько будут укрепляться наши чувства.

Наверное, потому и случаются неудачные браки – люди не чувствуют разницы. Смотрят – что-то выросло из семени, какое-то чахлое растение, может быть, даже деревце, и думают – это оно и есть.

Скорее всего, через несколько лет я вспомню свои рассуждения и подумаю, какой же я была самонадеянной идиоткой, решила, будто лучше всех знаю, что такое любовь. Однако готова поспорить – мне удалось добраться до сути.

Я люблю его! Я люблю Уильяма Чамберсона со всеми его дурацкими шутками, его клептоманией, со всеми его недостатками! Целиком…

– Размышляешь о судьбах мира? – спросил Уильям. – У тебя такой сосредоточенный вид.

– Ну… – протянула я.

– Не помню, когда в последний раз я думал так усердно, чтобы по мне это было видно… А, наверное, когда мы в школе проходили квадратный трехчлен! Я все пытался представить себе картинку. Или когда мне задали вопрос: что было раньше – яйцо или курица?

Я засмеялась.

– Просто задумалась «о своем, о девичьем». Ничего особенного…

– Что, месячные? Надо отметить в календаре. Но предупреждаю – настоящего мужчину пара капель крови не остановит. У тебя же я. А я – он, настоящий мужчина!

Я сделала вид, что меня тошнит.

– Нет, не месячные. Слушай, если мне надо будет немножко пожить за городом, ты сможешь меня навещать?

– Я найду время, даже если ты решишь отправиться на космическую станцию! Или к центру Земли.

– Я серьезно…

– Я тоже. Всегда хотел знать, что будет, если плюнуть из иллюминатора космического корабля. И действует ли сила тяжести в центре Земли – наверное, там можно летать?

Я искоса взглянула на него.