Ее Высочество

Я медленно двигал объективом, всматриваясь в окуляр, с той стороны крепости две башенки, не слишком высокие, но так, чтобы смотреть и поверх далекого леса.

Сам лес, как я сказал себе еще раз, избегает каменной пустоши, где негде пустить корни, а на всем расстоянии между крепостью и лесом нет даже кустарника, а только низкая трава, в которой не спрятаться и мелкой собачонке.

Тюрьма тюрьмой, но шагах в полусотне в сторонке достаточно просторная конюшня и даже, как я понимаю, а между нею и крепостью прокаленное и усыпанное углями место, а вокруг квадратом положены толстые ошкуренные бревна.

Две толстые рогатины, вбитые в землю по краям напротив одна другой, ясно указывают: здесь то, что потом станет популярными шашлыками, а пока здесь без всяких выпендренов жарят на вертеле целиком оленей, кабанов, но могут и быка.

Понсоменер сказал до жути равнодушным голосом:

– Похоже, там их сотни.

– Да хоть тысячи, – сказал Фицрой отважно. – Нам все равно не пройти!.. Да и вообще… Судя по тем глердам, принцессе здесь не скучно. Думаю, эти красавцы выказывают ей все знаки внимания.

Я пробормотал:

– Да при чем здесь интересы принцессы?.. Нам на них насрать. Как и вообще всем. Женщина – всего лишь функция, а принцесса – тем более.

Фицрой спросил опасливо:

– Какая функция?

– Достаточно важная, – ответил я. – Например, усилитель позиций на переговорах. Принцесса – всего лишь козырь… в умелых мужских руках.

– Женщина, – сказал он, сразу оживая, – ничто без мужских рук! А в их руках – все. Особенно если это наши.

– Наши загребущие, – согласился я. – Просто не представляю, как туда проникнуть. Штурмом не взять… Может, сдаться? Чтобы привели в тюрьму и посадили с преступниками… но не прокатит. Сюда отправляют только по суду…

– И только знатных, – уточнил Фицрой, – а не всяких там бродяг.

Он окинул меня уничижительным взглядом. Вообще-то мы, покинув города, тут же меняем яркие одежды на серые и невзрачные дорожные, в народе называют их немаркими, а я зову маскировочными, так что да, смотримся бродягами. Даже щеголеватый Фицрой с головы до ног бродяжистый, хотя появись перед нами женщина, он моментально превратился бы в принца, одетого для прикола в рубище.

Я сказал с досадой:

– Как бы еще убедиться, что принцесса там!

– Да никак, – ответил Фицрой.

– Понаблюдаем ночь, – решил я. – Два этажа с окнами. Неужели ни разу не подойдет, не пройдет мимо?

Фицрой буркнул:

– Как? Отсюда и саму крепость рассмотреть не просто. А ночью так и вовсе…

– Забыл о своем бинокле? – спросил я. – Давай покажу, как пользоваться. Там малость иначе, чем в моем прицеле.

Фицрой отнял от глаз бинокль.

– А сейчас я что делаю?

– Не знаю, – сообщил я. – Ты же человек несерьезный.

Он хмыкнул и отвернулся. За спиной едва слышно шелестнули кусты, я ощутил приближение Понсоменера.

Он сказал тихо:

– Лошадей расседлал. Всем дал овса, сейчас на выпасе. Место здесь тихое, дороги далеко, следов человека нет.

– Отлично, – сказал я, – хочешь посмотреть через бинокль?

– Наверное, – ответил он равнодушно.

– Жизнь только тогда жизнь, – сказал я, – когда видишь новое.

С биноклем он управился даже быстрее, чем Фицрой и Рундельштотт, странное свойство понимать вещи, сам настроил резкость и медленно двигал объективом, рассматривая не только крепость, она должна заботить больше меня, но и дальний лес.

После короткого обеда все трое залегли под укрытием кустов с оранжевой, красной и даже зеленой листвой, возбужденно переговариваются, даже вскрикивают, когда вдруг в объективе крупным планом появляется злое усатое лицо стражника, что смотрит так, будто их видит.

– Лучше по очереди, – посоветовал я. – Хотя дежурить и не всю ночь… Если принцесса там, то, как примерная девочка, спать ляжет вовремя, а вы к тому времени уже и фигу перед глазами не увидите.

– Еще малость, – сказал Фицрой. – Это же так здорово!..

Рундельштотт поинтересовался опасливо:

– А там точно нас не видят? А то когда вот так глаза в глаза…

Я не успел открыть рот, Фицрой, уже успевший насмотреться в оптический прицел винтовки и знающий, что такое бинокль, победно расхохотался.

– Они все слепые, как кроты!.. Или как мы, которыми были до того, как ваш ученик, мастер, прилепил нам эти штуки на глаза!

Рундельштотт бросил на меня взгляд, в словах Фицроя чувствуется и укор, что вот он, мастер, забыл о таких великолепных штуках, хотя, с другой стороны, они нужны вот таким ночным бродягам, а не мыслителю, что не выходит из лаборатории, создавая новые заклинания, призванные улучшить мир.

И понятно, что на такие штуки тут же обратил внимание именно я, у которого еще ветер и девки в голове, такие же дурные и ветреные…

Я пересмотрел в мешке свое снаряжение, больше всего места занимает сложенная снайперская винтовка, но ею, скорее всего, пользоваться не придется, это не для ближнего боя, а вот снаряжение, которым пользуются спятившие скалолазы… да, возможно.

Я начал дремать прямо над мешком, за спиной дорога все-таки долгая и тяжелая, как вдруг долетел ликующий, хоть и приглушенный вопль:

– Принцесса!.. Чем угодно клянусь, принцесса!