– Конечно. И у тебя это непременно получится, – уже на выходе Кен добавил: – И у тебя здесь будет помощница, польская аристократка.
– Кто?
– Графиня, так мы ее называем. Весьма колоритная личность. В Равенсбрюке погибло много женщин, но, если б не ее настойчивость и мужество, был бы уничтожен целый барак. Поразительно стойкая мудрая женщина. Она будет тебе переводить.
– О, здорово. Спасибо, Кен. И я постараюсь не волноваться, если сегодня ночью мне случится опять услышать выстрелы.
Рассмеявшись, он поднял воротник до самых ушей:
– Вот придет весна, снег растает, тогда и посмотрим, сколько они насамосудили.
Ева не сразу поняла, что Кен имеет в виду. Потом, когда он ушел, она обратила взгляд в окно – на густой лес вокруг лагеря, простиравшийся на многие мили, на дальние заснеженные холмы. Следы скоро запорошит свежий снег, и то, что спрятано в сугробах под темными ветвями, никто не обнаружит до весны.
Глава 48
Ева
Внезапный стук в дверь отвлек Еву от созерцания ожидающих весенней оттепели трупов, которые рисовало ее воображение. Она обернулась и увидела пожилую женщину в облезлой шубе, на плечах – плед из овчины. Благодаря горделивой осанке она выглядела элегантной даже в этом ободранном старье. Ее тонкие седые волосы были туго стянуты на висках и собраны на затылке в скудный французский пучок. Опираясь на трость из эбенового дерева, она проковыляла к столу и в знак приветствия протянула Еве свою жилистую руку со вздувшимися венами.
– Дорогая, позвольте представиться. Ирен Коморовска. Думаю, вам понадобится моя помощь, поскольку вы не говорите по-польски.
– Кен сказал, что у меня будет помощница. Вы графиня? – сбоку стола Ева поставила для гостьи стул.
– Ах, эти титулы! – отмахнулась Ирен. – Ерунда. Что с них теперь толку? Зовите меня просто Ирен.
– А я – Ева.
Брови графини вопросительно взметнулись вверх:
– У вас здесь родные?
– Моя бабушка была полькой, но сама я польский не знаю. Вообще-то меня зовут Эвелин, но, когда я поступила на службу, было решено, что я должна представляться Евой. Немцам и русским это имя более привычно.
Брови Ирен снова выразили удивление:
– Вы, наверное, думали, что знание иностранных языков вам здесь пригодится?
– Надеялась на это. Я даже не догадывалась, что здесь почти одни поляки.
– Да, здесь много поляков, почти все из Польши, но родные города многих из них теперь захвачены Россией. И для нас это большая проблема.
– Знаю. Можно подумать, у них и без того проблем мало. Они бог знает что пережили и теперь пытаются вернуться домой. А возвращаться некуда. Они все потеряли – дома, семьи, а теперь еще и родину.
– Постепенно мы с этим разберемся, а сейчас нам предстоит решить, можно ли на время выпустить из лагеря кого-то из тех людей, кто пришел на прием. Посмотрим, кто они такие?
И так продолжалось несколько дней. К ним обращались беженцы, искавшие дядьев, братьев, кузенов и кузин. Юноша, уверенный в том, что его родители находятся в одном из близлежащих городков или селений; мужчина, убежденный в том, что его мать не умерла в трудовом лагере. И так далее. Они все просили, чтобы их отпустили на поиски любимых. Ева привыкала к жалостливым рассказам и научилась проявлять жесткость, задавая вопросы: она должна была убедиться, что у беженцев есть веские причины для покидания лагеря, поскольку власти не поощряли торговлю на черном рынке.
Однажды, услышав особенно душераздирающую историю от отца, ищущего своих детей, она заметила:
– Честно говоря, не понимаю, к чему столько вопросов. Они и так настрадались. Почему они не вправе покидать лагерь и искать утешения за его пределами? И если они что-то покупают или продают, ведут торговлю на стороне, что в этом плохого?
– Знаю, дорогая, – отвечала Ирен. – После стольких лишений инстинкт самосохранения трудно подавить. Некоторые из них до сих пор живы только потому, что не упускали возможности заполучить лишнюю корочку. Каждый раз находя или зарабатывая кусок хлеба, они еще на один день продлевали себе жизнь, – она сняла с себя овчину и положила Еве на колени. – Подарок от благодарного друга. Недавно он нашел хранилище меховых шкур и теперь, чтобы помочь семье, шьет из них на продажу теплые безрукавки и шапки. Местные немцы сколько угодно могут называть нас schlechte Ausländer, но, если им необходимы дефицитные товары, они не поскупятся на звонкую монету. И кто посмеет осуждать моего друга?
– Гнусные иностранцы, – тихо произнесла Ева, переводя немецкую фразу Ирен. – С чего такая неприязнь? Поляки не по своей воле оказались здесь, потеряв все, что у них было.
– Не все немцы плохие. Многие из них тоже потеряли родных, многие теперь бедствуют.
– Очень теплый плед, – похвалила Ева, поглаживая ладонью мягкий кремовый ворс.
– Вам не нужна зимняя шапка? – Ирен взяла плед и обмотала вокруг головы, получилась папаха. – У меня есть один приятель, он может сделать.
– Нет-нет, не стоит. Думаю, пока мне следует избегать незаконных сделок.
– Хорошо. Но, если начнете замерзать, сразу мне скажите.
Глава 49
Ева