- Не прикасайся, гадина, к моему дитятку! - снова вспыхнула Парама, пытаясь рваться к Катерине. - Не искупить тебе вины твоей! Только кровью смоешь проклятье мое! Только кровью своей! - грозила ополоумевшая женщина.
- Прощай, Берджу... - прошептала Катя, глядя на него, и попыталась сойти с повозки. Но только она коснулась земли, как ноги подкосились, и княжна обмякла, вовремя подхваченная слугами. Евдокия запричитала вполголоса, крестясь и утирая покрасневшие от слез глаза краем платка. Афоня взял на руки потерявшую сознание княжескую дочь и не спеша побрел с нею прочь из толпы. Дворовые молча последовали за ним.
Люди продолжали стоять в мертвом оцепенении и молчать. Одни провожали жалобным взглядом Катерину, чьи руки и голова сейчас безвольно свисали с плеча Афони, и вспоминали, что еще недавно эта девушка лучилась от счастья. Другие, не скрывая слез, глядели на пожилую женщину, повисшую на телеге, словно желая объять посмертное ложе сына, и гладившую мертвого юношу по голове, монотонно мурлыкая какую-то восточную песню.
8
- Погоди! Не умирай! Не умирай, Берджу... - в бреду шептала Катерина воспаленными устами, мечась по постели в своей опочивальне.
Евдокия шмыгала носом и промокала с ее лба испарину отбеленной льняной салфеткой. Возле окна мудрил над настоем лекарь, что-то растирая в порошок и добавляя в снадобье. Афоня принес новые свечи и, глянув на княжну, спросил у Евдокии:
-- Легче голубке нашей, а?
Женщина глянула на него тоскливыми глазами.
- Плоха, лапушка. Жар не спадает. Уж и корень валерианы настаивали. Вроде успокоится, а потом сызнова мечется.
-- Бедняжка...
-- Бредит. Все его кличет... - утирала слезу Евдокия.
-- Неужто не переживет его?
- Господь милосерден, - наконец, вступил в разговор лекарь, до этого отстранено молчавший, растирая в порошок сухие листья хмеля. - Жар минует, а после долго опочивать будет: сил набираться. Господними молитвами излечится ее душа. Господь милосерд. Евдокия, приподними голову страдалице, чтоб не захлебнулась, - проговорил лекарь, и присев рядом с постелью больной, по глотку стал поить затихшую Катерину. - Пей, государыня: силы вернутся. Пей, чтоб нечистая сила отринула от тебя, матушка наша. Нынче подремлешь. А покуда во сне пребывать станешь, вся хворь куда только девается. С рассветом, как туман, рассеется вся недомога твоя, и будто сызнова народишься, девица. Пей, лапушка. Господь шепчет, будто не пришло еще время тебе отходить к нему. Гляди, - лекарь указал на икону в углу, - Боженька улыбается тебе, милая. Он с тобой, княжна. Господь защитит свою верную рабу. Пей до последнего глотка. Пей. Вот и славно. А теперича опочивай, матушка. Вскорости и ты улыбнешься нам, холопьям твоим, - лекарь поднялся со скамьи и, забрав свои горшочки и склянки, ушел откланявшись.
Катерина сползла ниже на подушки и, прикрыв глаза, провалилась в полудрему, а потом и вовсе отошла ко сну. Афоня тихонько вышел, оставив Евдокию караулить хворую.
***
Спустя несколько дней в княжеских палатах царила предсвадебная суета. В светлице у невесты толклись няньки, стараясь угодить хозяйке. Но та не замечала их рвения: она безразлично глядела в зеркало на свое бледное отражение. Евдокия все хлопотала возле нее: сама расчесывала длинные русые пряди, командовала, покрикивая на холопок, чтоб те расторопней облачали будущую княгинюшку в дорогие одежды. Обрядив невесту, няньки проводили ее до самых ворот хоромного зала, где дожидались ее жених с государем - батюшкой, а потом и в церковь направились следом за ними.
Возле собора народ толпился с самого раннего утра. Завидев издали коляску государя, толпа заволновалась, забурлила.
- Княжна на себя не похожа. Бледнехонька, аки полотно... - прошептала Матрена Ивану.
-- Поговаривают, будто вовсе не разбойники зарезали Берджу, - в ответ прошептал Иван.
-- А кто?
-- Ш-ш-ш. Опосля скажу.
-- А ты отколь ведаешь?
-- Ведаю. Как Берджу схоронили, так разбойники будто в воду канули, словно их отродясь тут не бывало.
-- И вправду чудно... - согласилась Матрена.
-- Жалко мне Катерину, - вздохнул Иван, следуя со всей толпой в собор и увлекая за собой Матрену.
-- Думаешь, смирится она с участью - то Андреевой жены?
-- А куда ж ей, несчастной, деваться- то?! - покачал головой Иван, беря Матрену за руку и сжимая ее ладонь в своей.
-- Вань... - Матрена глянула на дружка с нежностью.
-- М?
-- А у нас с тобой все ладно выходит. Да?
-- Это оттого, что мы одного поля ягоды, любушка.
-- Когда ж и мы по венец пойдем? - спросила черноокая красавица, стыдливо потупив взор.
- Вскоре. Погодь малость, - он положил ей руку на плечо, слегка привлекая к себе.