…А за столом сидели при ее императорском величестве по правую руку светлейший князь, а по левую Алексей Григорьевич и прочие, по чинам и старшинству. А при том была итальянская музыка, доколе стол продолжался.
УКАЗ
нашему генерал-майору
и Сибирской губернии губернатору
Всемилостивейше указали мы бывшего лейб-гвардии прапорщика Алексея Шубина отпустить в Петербург, чтоб явился при дворе нашем, и для того дать ему подводы, а на прогоны и на проезд выдать ему 200 рублев из тамошних губернских доходов, и повелеваем вам учинить по сему нашему указу ноября 29-го дня 1741.
Кто имяны из ссылок свободить велено чернца который был попом в Москве у Воскресения в Борашах именем когда попом был Петр, а чернцом Пахом.
Варвару Михайловну дочь Арсеньеву
Асессора здешней войсковой канцелярии Ивана Белеутова, Ивана да Романа Никитиных.
Друг мой Михайла Ларивонович, прикажите вы с Алексеем Петровичем [Бестужевым-Рюминым], чтоб наикрепчайше смотреть письма Принцессины (матери будущей Екатерины II. —
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. В 1743 г. в Петербурге составился заговор против Елизаветы в пользу Иоанна Антоновича. Во главе заговора стоял генерал-поручик Степан Лопухин с женой, бывшей статс-дамой Елизаветы Петровны, и сыном Иваном, к которым примкнули графиня Анна Бестужева-Рюмина, невестка А. П. Бестужева-Рюмина, отставной гвардии капитан Иван Путятин, гвардии поручик Мошков, жена камергера Лилиенфельда Софья, бывшая фрейлина правительницы, флотский кригс-комиссар Александр Зыбин, камергер Лилиенфельд, подпоручик Нил Акинфов, адъютант Степан Колычев, дворянин Николай Ржевский. Непосредственно с заговорщиками был связан австрийский министр при русском дворе маркиз де Ботта.
Я к случаю быть чаял, по поводу того в шутках такой разговор зачать, который бы господина Воронцова пред его государынею в смущение привесть мог, не потревожа однако сию принцессу тем опасением, которое она всегда имеет, чтоб с нею о делах не говорить…
Если бы Лесток мог отравить всех моих подданных с одной ложки, он это сделал бы.
Подлинно мне зело удивительно было б, что царица вознамерилась к Бреславскому трактату приступить, ежели б я в легкомысленном ее нраве и оплошности ее в делах не находил того, еже от меня всякое опасение в том отнять может.