Покойно раскинувшийся на софе в присутствии Екатерины II граф Григорий — никак не свидетельство его влияния на государственные дела. В них императрица успешно и жестко разберется без его помощи. Так поразившая вошедшую в личные царские апартаменты Д. Р. Дашкову наглость фаворита — всего лишь начальная плата за услуги, которая не будет иметь продолжения во времени. Новоявленный граф очень скоро поймет всю неуместность, да и рискованность, своего поведения. А пока — пока шуваловское письмо останется без ответа. Напротив, Екатерина найдет способ дать Шувалову вполне недвусмысленно понять, что его пребывание в России стало нежелательным. Пусть думает только об отъезде и по возможности ускорит этот отъезд. На сколько? Покажет время и обстоятельства. Шувалову нетрудно догадаться — в случае непослушания, проволочки снисходительность отношения к нему легко может исчезнуть.
Впрочем, у него не будет долгих сборов. С двоюродными братьями — всемогущими во времена Елизаветы Петровны Петром и Александром Шуваловыми — отношения фаворита никогда не были родственными. Официальное знакомство, к которому обе стороны относились одинаково холодно. Да и как говорить о родственных связях, когда отец фаворита оставался фигурой невыясненной, а у братьев был человеком известным. Единственная привязанность — родная, как принято считать, сестра Прасковья, перед самым «случаем» девочкой выданная замуж за того самого Н. Ф. Голицына, в чьем Петровском под Звенигородом решилась судьба Ивана Шувалова. Не слишком образованная. Неловкая в обществе. Всему предпочитавшая незаметное хозяйствование в поместье. Только письма к ней расскажут о ходе и особенностях затянувшегося на долгие годы «европейского вояжа».
Вчерашний день, матушка, выехал из Риги и приехал в Митаву; стою на квартире принца Карла Курляндского. Герцог [Бирон] присылал звать меня обедать, и туда еду. После обеда отправлюсь в путь. После сего письма долго писем не будете иметь; что до самого Мемеля постамтов нет и в рассуждении дурной дороги чаю не скоро приеду. Еду же на наемных русских тульских ямщиках, которые меня скорее привезут, нежели дурная здешняя почта. Могу сказать, что таких веселых людей, как мои ямщики, и хороших лошадей мало видать. Какая разница наша Русь от здешних обитателей!
Принц Карл, другой герцог, несколько дней отсюдова уехал, и после тотчас дворец наши солдаты заняли.
Дописываю мое письмо, возвратясь к себе. Обедал у герцога, который меня весьма учтиво и ласково принял. В первый раз видел двор маленького немецкого владетеля, в котором гофмаршал, кавалер, фрейлины, пажи, все в миниатюре перед большим двором. Герцог сам ко мне хотел ехать, только я сказал, чтоб не трудился, ибо я скоро поеду. Принц Петр однакоже был. Кушанья нам наслали в Риге столько, что девать было некуда на дорогу… Впрочем, матушка, прощай…
Вчерашние ссыльные, милостью Екатерины получившие не только свободу, но и владение Курляндским герцогством, как могли Бироны не знать отношения императрицы к фавориту ушедшего царствования? Опала и высылка Шувалова были слишком очевидны, и тем не менее семейство герцога устраивает по поводу приезда враждебного Екатерине человека настоящее торжество, в котором наперебой спешат принять участие все члены многолюдной бироновской фамилии.
Но пример Биронов — не исключение. Почести Шувалову оказывают и все высокопоставленные чиновники, независимо от страны, которую они представляли. Члены царствующих домов подчеркивают свое уважительное, чуть ли не заискивающее отношение к опальному путешественнику — случай небывалый для экс-фаворита. Приемы Венского двора, визиты послов — Шувалов ни в чем не преувеличивал. Каждое слово его писем подтверждали газеты. И еще переезд в Италию…