Ее звали Мария

— Да я же здесь родилась. А потом мы недавно в школе вечер проводили, назывался он «Солдатские вдовы». Обошли с ребятами всех старух, у которых мужья и дети на войне погибли, и записали их рассказы на магнитофон. Шесть кассет записали. И знаете, какая получилась картина? Мы с детьми узнали о жизни нашего села столько, что хватило бы на целую книгу. Пригласили из других городов детей наших старушек. И представьте — все приехали. Ни один не отказался. Вечер, конечно, был очень торжественный. Наши старушки сидели в президиуме, на сцене, а мы с ребятами рассказывали биографии их мужей, читали стихи, пели военные песни. После этого вечера бабушки мне проходу не давали: «Лида, дочка, а когда еще такой вечер будет? Может, мой Ванька опять приедет…»

— Среди них есть Усковы?

— В том-то и дело, что почти все они — Усковы. Моя мама тоже Ускова. Нужно сделать так: сначала обойдем всех Усковых, а потом остальных.

— Лидия Михайловна, о каком музее говорил ваш директор?

— Беда с этим музеем. Два года назад мы с ребятами решили создать в школе музей народного быта. Ну, знаете, собрать бытовые предметы — деревянную посуду, прялки, ткацкие станки, коврики, записать фольклор. У нас в селе старые люди знают очень много народных песен, которые поют только у нас, в степи. Собирали мы долго, сделали много. Но где все это хранить? Вот и воюем с директором, чтобы дал помещение. А пока все свалено в учительской…

На следующий день начались наши беседы с Усковыми. Я в основном молчал, беседу вела Лидия Николаевна.

— Здравствуйте, баба Мотя! Доброго вам здоровья!

— Здравствуй, Лида. Спасибо, детка. Сидайте. А это кто же это с тобой?

— Это, бабушка, корреспондент из Ленинграда. У нас к вам тело.

— Из Ленинграда? — задумчиво переспросила баба Мотя. — А чего ж с такой дали приехал?

— Баба Мотя, мы ищем родственников одной девушки, партизанки, ее фашисты повесили в сорок втором году в Сталинграде. Ее фамилия была — Ускова. Звали Мария. Вы ведь тоже Ускова?

— Да сейчас-то я не Ускова, а в девках была Ускова, по отцу. А кто у нее были родные, у Марии вашей?

— Отец — Иван Усков, отчества не знаем, мать — Прасковья Ивановна. У них было две дочери — Марфа и Маша. Марфа примерно с десятого года рождения, а Маша — с семнадцатого. Вот и нужно узнать — катричевская она или нет. В городе говорят — катричевская…

— Кто говорит?

— Скворцова Мария Иосифовна. Не знали такую?

Баба Мотя отрицательно качает головой. Глаза у нее слезятся, старуха поминутно вытирает их платочком.

— Не помню, детка. А за кем она была?

— Ее муж — Дмитрий Скворцов. На фронте погиб.

— Тю, да это же Митька Скворцов. Знаю, и Марусю, жинку его, знаю. Маруся в девках была — Свиридова. А Ивана Ускова не помню. Был Митька Усков, его «бегунок» звали, был Сашка Усков, того «каблучком» звали, а Ивана не помню…

Пора уходить, мы прощаемся, но баба Мотя не отпускает нас, пытается усадить за стол, ставит миску с пирогами. Я отказываюсь, Лидия Михайловна шепчет:

— Нельзя, обидите. Съешьте пирожок…

Едим пирожки, пьем компот, благодарим и идем в следующий дом…

Вечер. В окнах зажигаются огни…

— Ну, — говорит Лидия Михайловна, — если и баба Федора не помнит, тогда уж не знаю…

Мы вошли к бабе Федоре, заглянули из горницы в комнату. На длинном столе стоял самовар, миска с пирогами, а за столом сидели старухи Усковы — баба Мотя, баба Матрена, баба Федора, баба Васена, баба Шура, баба Глаша — все те, у кого мы сегодня побывали. Старухи спорили.

— Васена! — говорила баба Мотя. — Тебе восемьдесят, а ты уже ничего не помнишь. Я старше тебя и знаю — на ферме жили «бегунки», а на хуторе, в Кривой балке — «каблучки»… У них не было Ивана. Степан был, Федор и Семен были, а других не было…

— Был один Иван, — сказала баба Федора, — не ругайтесь. Был Иван, я помню. Возле чувашей жил, на третьем хуторе. Я его помню, а отчества не знаю, жена у него была, дочка, одна или две, не помню. Бондарем был, бочки делал…

Утром я уехал в Волгоград. На прощанье Лидия Михайловна сказала:

— Найдем, можете быть уверены. Если мне с детьми не удастся, старухи найдут, вспомнят. Теперь они не успокоятся.

Автобус катил в Волгоград.

«Неужели Анна Дмитриевна ошиблась? — думал я. — Что значит — приехали вместе с Усковыми? Как понять слово «вместе»? Может быть, оно означает «одновременно»? В одно время приехали: Скворцовы из Катричева, Усковы из Рахинки или Дубковка, как говорила Мария Алексеевна Персидская?»

В Волгограде я снова зашел к Дуюновой.

— Я говорила с Астраханью, — сказала Анна Дмитриевна, — с мамой. Она сказала, что Усковы — катричевские, приехали в Сталинград в двадцать девятом году, вместе с нами. Жили в степи, на хуторе, возле Катричева. Мария там и родилась.

В тот же день я дал телеграмму в Катричев:

«По сведениям Скворцовой Мария родилась и жила в Катричеве, одном из хуторов. Сталинград переехали двадцать девятом году. Отец Усков Иван Иванович. Попытайтесь узнать в сельсовете точное место рождения Марии. Ответ сообщите адресу Ленинград, Мытнинская 1/20, журнал «Костер».

Через неделю в редакцию пришла телеграмма из Катричева: