Эфемерида звёздного света

В аудиторию вошёл Николай Горный. Он казался слегка разгорячённым, что было ново для ребят, ибо преподаватель Тактики военного дела всегда демонстрировал нерушимое спокойствие. Войдя, он что-то раздражённо проговорил на другом языке.

— Ух ты! Это латынь! — восхищённо прошептала Зоя.

Тамар почувствовал мурашки у себя на спине.

— Так! С лекцией немного повременим! — властным тоном произнёс ЭнДжи и стал выкладывать из портфеля на стол какие-то предметы. — Для начала вы сыграете в шахматы. Друг с другом. Хотя нет! Лучше со мной! — поразмыслив, решил он и добавил: — Мне надо сосредоточиться.

Курсанты удивлённо переглянулись.

— Когда передо мной стоит несколько задач, мыслительный процесс идёт на полную мощность, — пояснил преподаватель и достал из сумки стопку эластичных досок.

— Разбирайте доски, — велел он, — их всего восемнадцать, поэтому остальным придётся наблюдать за игрой.

Курсанты подошли к столу.

— Николай Васильевич, а вы успеете за одну пару сыграть со всеми нами? — спросил Армавир.

— Конечно. Я буду играть со всеми одновременно, — заявил ЭнДжи.

Ребята в недоумении остановились.

— Как это? — поинтересовалась Эмма.

— Очень просто. Я называю свои ходы, вы передвигаете за меня фигуры.

— Ладно, — согласились курсанты и подключили голографические шахматы.

Горный положил линзу на глаз и прилепил чип на палец. Погрузившись в раздумья, он начал свои таинственные дела, управляя пальцами по 3 D проекциям, которые видел только он.

Всплыли голограммы фигур. Рома ухватил белую пешку и водрузил на другую клетку.

— Пешка с е2 на е3, — крикнул он.

ЭнДжи ответил своим ходом. Рома поставил его фигуру согласно произнесённому ходу. Каждый из ребят поочерёдно ходил фигурами — своими и преподавателя. Через пять минут игры курсанты поняли, что им не тягаться с сокрушительной стратегией преподавателя. Несчастному Валере ЭнДжи поставил мат после трёх ходов.

Через полчаса Горный завершил последнюю партию с Армавиром. Он выиграл на всех восемнадцати досках. Ребята изумлённо выдохнули на заключительном слове ЭнДжи «мат».

— Минасян, Иноземцева, Бреннан и Голдев получают по пятёрке за урок. Помогали думать, — произнёс преподаватель, не прекращая заниматься своим делом.

— Николай Васильевич! Вы победили всех! Восемнадцать досок, мысленно! Как вам удалось? — восхищённо спросил Тамар.

ЭнДжи снял линзы с глаз и, наконец, обратил внимание на курсантов.

— Я всю жизнь играю в шахматы, — объяснил он.

— Но восемнадцать досок! Как вы смогли? — воскликнул Янис Лех.

Николай Васильевич сомкнул руки в замок и сказал:

— Каждый из вас играл достойно. Ваше умение в шахматах происходит напрямую из вашего жизненного опыта, у каждого он уникален. Играли мы фигурами, но оперировал я знанием ваших личностей, характера, привычек. Если научиться видеть суть, то многое становится делать проще.

Рома к собственному удовольствию вспомнил своего отца. Тот, бывало, говорил о таком же подходе к жизни.

— Но представьте, если бы у вас не было индивидуальности. Представьте, если бы из вашей памяти стёрлись яркие воспоминания, формирующие вашу уникальность, — так, как удаляется информация с жёсткого диска.

Курсанты удивлённо воззрились на преподавателя Тактики военного дела. ЭнДжи с присущей ему простотой продолжил рассказ, теперь уже перейдя непосредственно к предмету:

— Люди порабощённых миров называли эстерайских мастеров пыточных дел пожирателями душ. И неспроста. Пленникам вводили препараты, технически повреждающие мозг, но в остальном — отравляющие душу. Суть пытки заключалась вот в чём. Начиная с раннего детства, человек впитывает культуру, узнаёт множество произведений, продуктов интеллектуального труда, творчества — музыку, фильмы, театральные постановки, книги, игры… испытывает на себе духовные последствия жизненных событий и историй. А пытка деформировала его воспоминания, она стёрла всё познанное и из всего многообразия оставила лишь один объект. И уловка пытки в том, что память изменена, и жертва убеждена, что знает только одно это произведение. Видеоигру для малышей, например. Представляете, каково это — пребывать в подобной ментальной темнице полжизни.

Каждый миллиметр выучен наизусть, каждый пиксель словно выжжен в мозге, так и с ума сойти недолго. Да многие и сходили. Но сбежать нельзя — токсин, повреждающий мозг, безупречно синтезирован. Невозможно бороться с препаратом, введённым в кровь. Так жизнь опреснялась, становилась серой, бесконечной и предсказуемой, примитивной, неразвивающей. Тоскливая, беспросветная, не накапливающая калейдоскопически разный жизненный опыт. А крутившая одну и ту же плёнку изо дня в день. Таким образом, души этих несчастных выцветали, а сами люди превращались в бесплотных призраков. Психологически калечить пленников — любимое занятие эстерайцев. Вот почему они были прозваны пожирателями душ.

Курсанты слушали в молчании. Каждого, без исключения, наполняла тихая ненависть.