Эфемерно

Вдобавок что-то начинает тянуть меня вниз. Я опускаю взгляд и вижу, что земля проглатывает меня.

Мне не добраться до моря, обречённо понимаю я. И, бросив последний взгляд в его сторону… просыпаюсь.

Вот такой сон.

Когда я открыл глаза и оказался в своей комнате, он напомнил мне всё то, о чём я тебе рассказываю. Всё то, что происходило со мной полгода назад и, точно трясина, утягивало в себя.

Тогда у меня словно не было ни единой возможности, ни одного крохотного шанса хоть как-то изменить направление. Я словно принадлежал Происходящему. Принадлежал и, как подчинённый определённой цепи элемент, следовал тому потоку событий, что понёс меня в квартиру Митиных тем солнечным апрельским воскресеньем…

– – – – –

Погода стояла отменная. Будто на улице и во всём мире расцветала Эпоха Жизни, наступал новый век – приятный, лёгкий и манящий своей многообещающей красотой. Снег на улицах исчезал, всходила трава, воздух теплел, обнажая разноцветье города.

Настроение в этот день тоже выдалось отличным. Я, как и всегда, расклеил объявления на положенной территории и, хотя весь перемазался клеем, ни капли не расстроился. В общежитии слегка перекусил и уже в три часа дня отправился по указанному Региной Альфредовной адресу.

Серая невзрачная девятиэтажная малосемейка. От таких сразу же веет душной теснотой, антисанитарией и безысходностью.

Седьмой этаж. Длиннющий коридор. По обеим сторонам, точно паразитические наросты, двери. Я шагаю, вдыхая спёртый воздух. Тусклые лампочки освещают промежутки этого узкого туннеля. Двери, двери… везде двери. Мне нужна «704»-я. Вот и она…

Я остановился перед тёмно-коричневой деревянной границей чьего-то микромирка, маркированного тремя цифрами. Вдохнув глубже и сжав крепче трость, я постучал. И стал всматриваться в глазок – бесполезный элемент мира слепых…

– Кто там? – раздался женский голос за дверью.

– Школьный психолог, – соврал я.

Замок щёлкнул. Дверь приоткрылась, образовав маленькую щель. В ней возникли глаза. И хоть они были направлены не на меня, а, скорее, куда-то вниз, они снова рождали во мне смешанные чувства. Явную тревогу от какой-то странности, но странности – не коварной. Эти глаза словно говорили: «Да, мы необычные, возможно, даже слегка пугающие, но мы здесь не для того, чтобы причинить тебе вред, не волнуйся».

– Входите, – тихо произнесла Анна Евгеньевна.

Немного задержавшись у двери в раздумьях, я вошёл внутрь – и тут меня окатило сильнейшим чувством.

Вот здесь. Именно здесь я и должен был появиться. И именно здесь произойдёт что-то очень значимое в моей жизни.

По правде сказать, такие озарения бывали у меня крайне редко. Но сейчас я ощутил одно из них чрезвычайно ярко.

Анна Евгеньевна отступила на несколько шагов и рассеянно посмотрела на меня – вернее, направила лицо в мою сторону. По словам Регины Альфредовны, она не способна видеть и малейшего проблеска внешней реальности. И действительно… взгляд её беспокойно бегал, ни на чём не задерживаясь. Больше ни один объект в мире не мог его удержать. Абсолютно свободное от всего и обречённое зрение. Зрение, устремлённое в никуда. Ничто не имело сил увлечь его за собой. Цвета и формы вещей, людей, природы теперь существовали лишь в воображении этой женщины и больше не могли своим видом потревожить и заставить её сердце трепетать. Только внутренняя реальность, чёрное незыблемое небытие…

– Извините, у меня может быть не убрано, – еле слышно произнесла она.

– Пустяки, – улыбнулся я, скромно оглядывая помещение: как бы показывая, что для меня это совсем не проблема. И тут же вспомнил, что все мои невербальные приёмы в её мире попросту не существуют.

– Одно дело – когда остальные говорят «у меня не убрано», а другое дело – я. – Она чуть приспустила голову. – Впрочем, сами, наверное, сейчас всё поймёте.

– А Илона дома?

– А вы разве не знаете?.. Она ведь больше не живёт со мной. Переехала к подруге…

– Я не знал этого, – удивился я такому сообщению. Выходит, и Регина Альфредовна не знала, когда посылала меня сюда. Мне полагалось обязательно узнать о состоянии Илоны, пропустившей уже два дня учёбы.