Эффект 3 D: дампир, демон, дракон (СИ)

Ли с интересом на него посмотрела, и согласилась немного повысить образовательный уровень взрослого мужика. Она тут же приняла строгий вид, и потребовала у него Атлас мира или, на худой конец, политическую карту. При чём тут политика, Дракон спрашивать не стал — благоразумье победило. Где взять эту самую карту, он тоже решил самостоятельно. Он опять вышел за дверь, якобы в другой магазин, и довольно скоро вернулся с великолепно изданным Атласом, который практически на глазах у изумленных покупателей пропал из Дома книги.

Ли тут же выхватила его, и стала пролистывать. Наконец она остановилась на одной из страниц, и Дракон в свою очередь изумился, узнав, что страна, которую он избрал для проживания, называется «СССР», и занимает почти одну шестую часть суши. Под руководством Ли понятливый ученик делал большие успехи — от природы и климата до политического устройства мира. Осторожно Дракон навел вампиршу на тему различия рас, и оказалось, что на земле проживают монголоиды, европеоиды, негроиды — и все они — люди, тупиковая ветвь эволюции, как признано во всех разумных мирах, подчинявшихся расе Драконов.

Теперь понятно, почему девочка падает в обморок от вида крови. Она считает себя человеком — просто человеком, и ни отец, ни мать не удосужились сообщить ей, кто есть их семья на самом деле. За такое в мирах Драконов сурово наказывали, дети каждой расы были неприкосновенны и всеми опекались, даже у людей с большой ответственностью относились к воспитанию потомства. Дракона все больше возмущало поведение родителей Ли. И зрела в душе весьма приятная (в будущем) месть. Тем не менее, он продолжал задавать интересующие его вопросы, и девочка — нет, уже девушка, с энтузиазмом ему отвечала.

Ли со свойственной юности доверчивостью даже не поинтересовалась, откуда прибыл такой необразованный Дракон. Ей доставляло удовольствие рассказывать ему о своей стране, о мире в целом, о том, что она скоро станет комсомолкой, и о том, куда она собирается поступать после окончания школы. Конечно, в геологический, как папа — никаких сомнений нет!

Тогда Дракон очень аккуратно, с несвойственной, в общем‑то, ему деликатностью, поинтересовался, а есть ли в стране победившего социализма маги, оборотни и… вампиры. В ответ Ли звонко рассмеялась («как эльфийский колокольчик», — почему‑то подумал Дракон) и заявила, что все это бабкины сказки, дедкины подсказки — проще говоря, выдумки буржуазных писателей. Нет, конечно, в русских сказках тоже присутствуют бабки — ёжки, скатерти — самобранки и ковры — самолеты. И сам великий Пушкин писал о Лукоморье, и сказы Бажова о Хозяйке Медной горы, и Конек — горбунок Ершова — но ведь всё это для детей.

— То есть тебе детские сказки не интересны? — спросил разочарованный Дракон.

— Нет, почему… — протянула Ли и вдруг с выражением начала читать наизусть «Руслана и Людмилу». Конечно, это было совсем не то, чего бы хотелось услышать от нее Дракону. Но постепенно он втянулся, заинтересовался безупречным пушкинским слогом, и в конце даже стал сопереживать бедному влюбленному в человечку карлику, которого коварная девица ловко провела с помощью украденного артефакта невидимости. А жених девицы, тоже простой представитель тупиковой ветви эволюции, вообще отрубил волшебную бороду колдуна.

— Между прочим, это ранний Пушкин, которому свойственен юношеский романтизм и идеализм, — заявила Ли, дочитав поэму. — А вот «Евгений Онегин»… Как, ты не читал «Евгения Онегина»? — почти с суеверным ужасом переспросила Ли, видя на лице Дракона тень недоумения. И тут же начала: «Мой дядя самых честных правил…».

Когда на улице стемнело, Дракон предложил Ли прерваться и поужинать. Она согласилась, но почему‑то даже свое любимое печенье ела без аппетита. Дракон же с трудом отрываясь от законного куска мяса, пытался комментировать поведение Татьяны, Ольги, Ленского, а Ли тут же вставала на защиту своих любимых героев.

— Понимаешь, — наконец сказала она, — Пушкин ведь хотел написать продолжение романа. Он собирался сделать Онегина одним из декабристов. И я уверена, если б не его ранняя и нелепая смерть от руки Дантеса, он написал бы ещё не один роман. Все‑таки, уйти в 37 лет, полным планов и надежд, это ужасная трагедия.

Дракон осознал информацию, и стал жевать медленнее. «Может быть», — вдруг возникла крамольная мысль, — «здешние люди — не во всём тупиковая ветвь эволюции?». К незнакомому Пушкину он проникся уважением, не смотря на то, что тот погиб на дуэли почти полтораста лет назад. Да и Ли, если честно, удивляла своими познаниями. Конечно, у нее безупречная вампирья память, но ведь учили‑то её простые люди — низшие. При их короткой жизни накопить такой объем знаний в совершенно разных его областях — надо сильно постараться. При этом — не применяя магии.