Эффект бабочки

Максим пытается потихонечку подрабатывать — не столько ради заработков, сколько ради вживания. Появились знакомые в разных кругах, всё больше среди немцев. Белогвардейцев он избегает, и как мне кажется — брезгует.

— Прекрасно, — оживился Аркадий Валерьевич, — а я вот шпика раздобыл, сейчас и пообедаем.

— Откуда?! — Удивляется Макс, — ты ж из заведения не выходил?

— Хе-хе! — Валерьевич, гримасничая, стучит себя согнутым указательным пальцем по виску, — отсюда! Руками работать я зарёкся ещё в девяностом, только головой. Обкашлял с Мацевичем пару схемок, на тему уменьшения налогового бремени, ну и… разрекламировал.

Не вслушиваясь, встаю с продавленной панцирной кровати и иду на кухню за кипятком. Узкий коридор с облупленной штукатурной и тусклой лампочкой впереди картина привычная. Недостаток освещения скорее достоинство… хотя бы тараканы в глаза не бросаются. А их здесь много, никакая отрава не спасает.

Кухонька крохотная, на ней возится сам Мацевич с дочкой, редкостно некрасивой особой с умными глазами. Несмотря на непривлекательную внешность, женихов и поклонников у Веры хватает. Или лучше сказать, поклонники не у девушки, а у заведения отца? Не сказать, что умная девушка счастлива от такого успеха, но выйти замуж исключительно по любви ей вряд ли светит.

— День добрый, — приветливо здороваюсь с ними, разгоняя ладонью клубы жирного пара перед лицом, — кипятку можно? Чаю вот решили попить.

— Да берите, — отставной капитан дёргает подбородком в сторону чайника на плите, — опять у себя?

Пожимаю плечами и ретируюсь. Сложно выдерживать дистанцию между почти приятельством и не лезь в душу.

— Травки для заварки возьми, — вдогонку кричит Мацевич. Милейший человек… если не знать про палаческое прошлое. Капитан лично пытал и убивал не только пленных красноармейцев, но и членов их семей и просто подозрительных. Среди берлинских белогвардейцев подобных типов немало.

Обедаем у себя в каморке, рассевшись на кроватях и положив еду на единственный колченогий стул. Максим травил тюремные байки, щедро делясь ненужным опытом.

— Ты слушай, молодой! Пригодится!

— Не дай бог!

Ржут вдвоём…

— Слушай, молодой, слушай! — Наставительно вещает Аркадий Валерьевич. Они с Максимом крепко недолюбливают друг друга, но против меня играют в одной команде. Ненавязчивая, но постоянная долбёжка авторитетом возраста и опыта.

Против человека менее бывалого пожалуй и сработало бы… Но делаю вид, что действует, пусть утешаются мыслью, что привязали такого полезного и лоховатого меня к своим персонам. Пусть.

— Появилась возможность сделать нормальные паспорта, — откинувшись на кровать, сообщаю компаньонам после обеда, поглаживая заметно отросшую растительность на лице.

— Нормальные-нормальные или нормальные-фальшивые? — Голосом выделят Аркадий Валерьевич, — настоящие никак?

— Да легко! Испанский знаешь? Португальский? Влёт могу латиноамериканские паспорта организовать! В консульствах ими в открытую торгуют, при желании даже историю организовать могут! Хочешь стать идальго благородного рода, что живёт на территории Венесуэлы с двенадцатого века?

— С какого двенадцатого? — Ошарашенно бормочет компаньон, — Америку же позже…

— Остынь, Аркадий, — влез Максим, — пацан дело говорит. С нашими деньгами чудо уже, что мы хотя бы нансеновские смогли получить, а тут ещё и фальшивку предлагают для прикрытия.

— Прошу прощения, — охотно виниться Валерьевич без тени раскаяния в голосе, — понесло меня. Так значит, фальшивки?

— Фальшивки в нашем случае лучше настоящих, — отвечаю устало, — каждый второй беженец подобной хренью хоть раз в жизни страдает. При глубокой проверке наши легенды всё равно не выдержат, зато с фальшивками можно будет хотя бы на работу устраиваться. Ну или по улицам ходить, не опасаясь облавы. Нормальные эмигранты… максимум — выдворят куда-нибудь во Францию или в Италию, но всё не в оборот спецслужбы возьмут. А дальше видно будет, больше чем на год в нашей ситуации планировать можно, но доверяться этим планам не стоит.

— Сколько с нас? — Интересуется Максим, как-то по особому поглядев на Валерьевича.

— Четыреста марок. Всего семьсот, но триста у меня есть.

— Ни хрена у тебя часы! — Вырывается у Максима. Кошусь нехорошо, он замолкает. Что я там продаю или чем зарабатываю на всех, касается только меня. Не хочу поднимать тему, так не стоит и лезть. Мало ли…

— Поищем, — неопределённо говорит Аркадий Валерьевич и разговор замолкает.

— Я ищу работу, — начинает бормотать Максим на немецком, — я очень сильный и много умею. А, бля!

Потрёпанный русско-немецкий разговорник с расхожими фразами, выпущенный в одной из русских типографий Берлина, летит в угол. Начинается очередная истерика с матом, перемежаемым связками ударов и отжиманиями.

Следом за мной выскальзывает из комнаты Аркадий Валерьевич.

— Александр, вы не хотели бы подработать? — Интересуется он своим тонким голосом.