Эффект бабочки

— Общий сбор! Сеньор команданте сказал общий сбор, — разносится на весь лагерь его звонкий голос. Через несколько минут перед штабом, служащим также жилищем мне с компаньонами, построились нанятые головорезы.

Время реагирования… смотрю на карманные часы со вздохом — более пяти минут. А деваться некуда, это далеко не советская армия, где одевались, пока горит спичка. И не армия бундестага, и… в общем, сброд как есть, пусть и опасный. Нет других в Латинской Америке, просто нет!

Ситуация усложняется тем, что между некоторыми отрядами существует напряжение — вплоть до вспыхивающих драк и поножовщин. Нанимал с учётом личной неприязни, стараясь не брать вовсе уж враждующие банды. Но и так…

Они себя позиционируют как ЧВК [109], но бандиты по сути, с неизменными делёжками территорий, нанимателей и прочего. Пришлось развести их подальше друг от друга, отсюда и результат.

— Воины! — Начал я, заложив руки за спину и прохаживаясь вдоль криво составленного строя. Военная форма без знаков различия, широкополая шляпа с заломленными полями, огромный Маузер на правом боку и сабля на левом — всё как и положено по здешним канонам. Вожаки банд на такое великолепие аж слюной капают. Вождь!

— Настал тот час, ради которого мы здесь собрались. Люди с горячими сердцами и крепкими руками, привычные держать оружие и не боящиеся никого, кроме Бога!

Речь написана заранее — в здешних вкусах и с учётом психологии высокопримативных [110] особей. Отрепетирована потихонечку и кажется, не зря! Головорезы полны энтузиазма и потрясают оружием, а всего-то на деле — будет стычка, по результатам которой отличившиеся получат премии.

— Фотография на память! — Громко объявил Зак, вытаскивая огромный фотоаппарат на треноге. Потратив с полчаса на фотографии всех наёмником вместе и разных банд по отдельности, ещё немного подняли энтузиазм головорезов. Отличившимся обещают индивидуальные фотографии, с надписями на память — что-то вроде благодарственных грамот.

Шаг нехитрый, но в здешней глубинке одна-единственная фотография на стене — уже признак если не роскоши, но где-то рядом. Зажиточность, намёк на зажиточность будущую или хотя бы тень благополучия былого.

Проследив, чтобы отряды заняли оборону, удаляемся в штаб.

— Ф-фу… — с облегчением скидываю пропотевший китель, — Зак, полей воды на спину! Ох, хорошо…

Компаньоны следуют моему примеру, пропотевшие кителя отправляются на вешалки, просохнуть на сквозняке.

— Сильная речь, — одобрительно говорит Берти, вытаскивая сигару, — как здешние…

Жестом показываю ему захлопнуть рот и он проделывает это с лязгом.

— Виноват. Забыл, что и у стен есть уши, — покаянно говорит компаньон тихонечко, — ну и как тебе наши храбрые… эээ, воины?

Пожав плечами, откидываюсь на спинку плетёного кресла-качалки, начиная тихонечко раскачиваться.

— Ожидаемо. Даже чуть лучше ожидаемого. Мои люди наняли действительно лучших.

— А твои люди, это кто? — Не понял Зак момента, — я всё время то спросить забываю, то Берти меня перебивает.

На наших с Берти лицах мелькнули одинаковые улыбки.

— Опять что-то не то сказал? — Тоскливо протянул Одуванчик, выдыхая, — и что на этот раз?

— Мои люди, Зак. Мои. По разным причинам они хотят иметь дело только со мной.

— Понял, что ничего не понял, — подытожил Зак грустно, как никогда напоминающий маленького щеночка, наделавшего лужу на ковре и не понимающего, за что же любимый хозяин ругает его?

— Я тебе потом растолкую, — вздохнул кузен.

— Буду благодарен, — просиял Одуванчик совершенно детской улыбкой.

* * *

— Сделал, — устало доложил невысокий баск, потирая ноющее запястье, — дорога заминирована, бочки с нефтью расставлены. Такая пакость получилась, что аж самому страшно. Полыхнёт… как бы ответка нам не прилетала, Хосе.

— Не прилетит, — уверенно ответил Родригес, скрестив под столом пальцы, — На нефтеносный участок выдвинулись боевики, а не представители компании.

— Боевики… уже лучше, — устало отозвался баск, — ладно. Хитрый у тебя план, брат! Брать деньги у одних капиталистов для уничтожения других капиталистов!

— Слишком хитрый, — ворчливо сказал другой анархист, — так и запутаться немудрено. Я мыться и спать, будить только в случае нападения!

Родригес только вздохнул, провожая взглядом галдящих соратников. Видит бог, он настоящий анархист до мозга костей! Но как же не хватает порой его товарищам дисциплины, принятой у троцкистов и коммунистов советского толка [111]!

Не хочется врать товарищам, но приходится. Многие не умеют держать язык за зубами, да в большинстве своём и не считают нужным. Храбрецы, готовы отдать жизнь ради торжества анархии… но болтливы. А если вовсе уж откровенно, то зачастую и не слишком умны.

* * *

Заполошная стрельба с запада сменилась взрывами гранат и атака наёмников Рокфеллера на наш лагерь сорвалась.

— Больше тридцати трупов, команданте! — Радостно доложил гонец, — мы сражались как львы!

— Наших сколько полегло? — Хмурю брови, изображая волнение за своих парней.