— Мне было тридцать три, у меня на руках остались двое детей, мне было не до попыток…
— Тогда тебе было больно. Тогда тебе было сложно. Тогда тебе казалось, что ты больше никогда не узнаешь, что это такое — быть счастливой, а потом … Наташ, знаешь, что самое страшное? Прошло семь лет, а ничего не изменилось. Для тебя те деньги как были проклятыми, так и остались. Ты как не позволяла себе смотреть по сторонам, так и не позволяешь. Ты живешь своим горем. А ведь у тебя действительно дети растут. Вот вырастут они, и что? С чем ты останешься? Будешь ждать, когда они приедут? Раз в три месяца или даже реже? Я так живу два года, и знаешь, это ужасно. А тебе так — жизнь жить. Подумай, Наташа. Прошу тебя, подумай, что ты делаешь со своей жизнью.
— Я ею живу. Как умею.
Не поняла… Антонина покачала головой, сдаваясь. Она уже не впервые пыталась убедить невестку в том, что давно пора жить дальше. Чем-то увлечься, чем-то заняться, дать кому-то шанс. Она любила сына. Чтила память о нем, но еще слишком ясно видела, что Наташа сжирает саму себя. И это рано или поздно закончится крахом. Так нельзя. Вот только и эта попытка — как об стенку горох. Значит, будут следующие.
— Ладно, лучше расскажи мне, что ты знаешь об этом Настином Глебе?
Какое-то время Наталья смотрела недоверчиво. Думала, свекровь пытается отвлечь, чтоб через какое-то время снова вернуться к теме, которая для нее была очень болезненной, но потом чуть расслабилась, плечи поникли, голова опустилась.
— Я только со слов Насти знаю кое-что о нем.
— Ну и что же?
— Он старше… Ему двадцать восемь.
— Не беда, — Антонина отмахнулась, пожимая плечами.
— Ну как же… Она ведь ребенок совсем.
— Наша Настя? — свекровь окинула Наталью удивленным взглядом. — Вот уж кто у нас совсем не ребенок, так это Анастасия. Она у нас мудрее некоторых, — шпильку в свой адрес Наталья пропустила.
— Все равно, он-то…
— Не придумывай проблемы там, где их нет, Наталья. Он-то… Он-то нагуляться уже должен был успеть, что хорошо. Пусть вон теперь ее гуляет, обхаживает, добивается. Нашу Настеньку так просто не отдадим!
— Он обеспеченный. Машина такая…
— Вы только посмотрите на нее! — не выдержав, Антонина хлопнула в ладоши, поворачиваясь к собеседнице всем корпусом. — Ты мне сейчас недостатки перечисляешь или причины, по которым я его даже заочно уже одобрить должна?
— Неправильно это, Антонина Николаевна. Каждый сверчок, знай свой шесток… А вдруг он вскружит ей голову всем этим опытом и богатством, а потом бросит? Растопчет сердце и пойдет дальше, покорять? Опасно это, понимаете?
— Не понимаю, — взгляд свекрови стал серьезным, даже немного жестким. — Ты права, Наташенька, каждый сверчок, знай свой шесток. Только вот ты… совсем не знаешь Настенькин.
Не спеша ничего объяснять, она поднялась с лавки.
Страхи Натальи — они логичны и понятны. Она тоже когда-то волновалась, отдавая сына в руки незнакомой женщины, пусть причины были иные, но суть та же, вот только… За Настю стало обидно. Их сверчок-то достоин лучшего. Достоин любви, заботы, обожания. И если этот Глеб — именно тот, кто будет любить. Любить так, как она заслуживает, а она в ответ даст ему ту любовь, которой достоин он, все сомненья Натальи — пшик.
Невестка догнала ее очень скоро. Какое-то время шла рядом, а потом схватила за локоть, согнула его, нырнула рукой в образовавшееся пространство, прижимаясь к боку свекрови. Они пошли в ногу.
— Я просто волнуюсь за нее, вот и все.
— Я понимаю, — и Антонина тут же оттаяла. Улыбнулась, глядя на невестку ласково.
— Она такая влюбленная ходит… вы бы видели.
— Я слышала, голос даже поменялся.
— Ну вот. Они либо вместе, либо из телефона не вылезают — то звонят, то эсэмэсятся. Настя даже на подколки Андрея не реагирует.
— Вот маленькая шкода! Нельзя влюбленную сестру трогать! — Антонина погрозила пальцем воздуху, представляя ехидную улыбочку на лице Андрея Владимировича.
— В общем, у нас все сложно…
— В общем, ничего у нас страшного, Наташ. Но, похоже, скоро будем нянчить внуков.
Женщины вышли из парка, ступая все так же, в ногу, а еще улыбаясь. Антонина — открыто, искренне, подставляя лицо солнечным лучам, а Наталья неуверенно, закусив губу, сомневаясь.
— Ох, Настя-Настя…
— Ох, Настя-Настя…
— Что? — девушка обернулась, заглядывая в глаза Глеба.
— Неужели совсем не понравилось?
Они ехали домой после хоккея. Сначала домой к Насте, чтобы забрать ее вещи, в сотый раз проверить, все ли вентили закручены, а потом уже к Глебу — чтобы выгрузить и вещи, и себя.
— Нууууу, — девушка попыталась вспомнить, как прошел их вечер.
Нет, то, что происходило на ледовом поле, ее определенно не впечатлило. Если бы хотя бы катались красиво, то да, а так… Такое… Но само событие оказалось очень даже приятным. Имагин не дал замерзнуть, терпеливо отвечал на вопросы, с удовольствием отвлекался от игры, когда Насте очень хотелось, чтоб отвлекся на нее. Хорошо было все… кроме самой игры. Хотя, возможно, понимай она правила, впечатлилась бы больше.
— Правду говори.
— В следующий раз попробуем сходить на футбол… или в театр… или… ты на танцевальных конкурсах бывал?