Эффект бабочки в СССР

Я встряхнул бутылкой, раздалось характерное бульканье. Дверь открылась и в проем высунулась волосатая рука, требовательно пошевелив пальцами. Сунув сосуд в эту устрашающую пятерню, я отступил на шаг назад. Хрустнула пробка, послышался звук льющейся жидкости, шумные глотки, смачный вздох — а потом дверь открылась.

— О! — сказал невысокий и очень волосатый дядька лет сорока пяти. — А я тебя знаю. Ты пишешь про всякое говно.

Вот спасибо так спасибо! Очень лестная оценка моей журналистской работы…

— Так точно, Герман Викторович Белозор к вашим услугам. Мне нужна помощь в расследовании!

— А! Опять какое-то говно нашел? — не унимался сей служитель Анубиса.

— Ищу.

— Пр-роходи! Что интересует? — он снова присосался к бутылке, двигаясь вперед по холодному темному коридору, к письменному столу, на котором одиноко горела настольная лампа на кронштейне в виде пружины.

— Интересует некто Федор Архипович Нестерчук, должен был появляться тут летом примерно, в июле или августе. Алкогольная интоксикация. Проживает по улице Революционной.

— Садись сюда, Герман Викторович, а я пока пойду в записях пороюсь, — он ляпнул донышком бутылки об стол и пошел дальше по коридору.

В морге я был впервые. Тел вокруг не валялось, только стояла у стены каталка, накрытая простыней. Пахло чем-то медицинским, свет нигде не горел. На столе лежал томик «Фауста» Гёте, конверт с адресом отправителя — откуда-то из Калининградской области. Письмо было для некоего Коломасова Федора Микикоровича. Я прищурился и поморгал — нет, не показалось! Действительно — Микикоровича… Что за имя такое — Микикор? Может — Никифор? Не было этого самого Микикровича уже его довольно долго.

— Меня Федя зовут, — сказал владыка царства мёртвых, подходя к столу с листком бумаги в руках. — Вот, я тут выписал… Потому что документы я тебе не дам ни фотографировать, ни копировать, ага?

— Ага. И что нашел?

— Ну, слушай. Я пока шёл, если честно, как зовут твоего покойничка позабыл. Так вот получилось, вылетело из головы. Возвращаться с пустыми руками мне было стыдно. Про лето-то я помнил и про улицу Революционную — тоже. И гляди, чего получается: четыре клиента, все с алкогольной интоксикацией. Трое мужчин и одна женщина. Вот списочек. Даты, имена, адрес… Ты меня уважил, я — тебя.

— Это с одной улицы? Четверо с одинаковым диагнозом за три месяца? — я почесал голову.

Понятия не имею — четыре скоропостижно скончавшихся алкоголика из неблагополучного района за три месяца — это много или мало? Кажется, всё-таки многовато. Но для того, чтобы делать выводы — недостаточно, а потому…

— Любезный Федор Кикиморович, а не могли бы вы посмотреть такие же сведения по улицам Партизанская, Кавалерийская и Гвардейская?

— Я мог бы тебе дать в зубы, — сказал патологоанатом. — Не можешь отчество нормально сказать — не позорься. Ми-ки-ко-ро-вич! Из мордвин я.

— А! Простите дурака, ладно? Чем могу вину загладить?

— Сходи за беленькой. И за солью, и за томатным соком. А я тут пороюсь пока… Может и найду, что тебе потребно!

И я пошел в магазин, потому как сидеть в морге мне не улыбалось, и перед патологоанатомом было действительно неловко. Магазин назывался «Ручеек», на крыльце у него сидели собаки и выкусывали блох из свалявшейся шерсти. Внутри работали два отдела, и к обоим была очередь. Пришлось ждать — Кикиморович за просто так делиться информацией не хотел.

Пока стоял — обдумывал ситуацию. Железки травят людей? Допустим. Одна гонит черт знает из чего самогон, вторая — продает его местным пьяницам, потерявшим человеческий облик. Тоже — допустим. Но они ведь мрут от некачественного пойла! То есть — сокращается клиентская база. Та Железка, которая из магазина, показалась мне женщиной умной и целеустремленной. По крайней мере, манипулировать людьми и планировать свои действия она умела. Тогда почему бы не гнать обычный первач, лучше даже — умеренной крепости, чтобы больше брали, почему бы не загнать весь район в долговое рабство, получать гарантированный доход… Зачем травить людей жженой резиной, димедролом и прочей мутью?

Краем уха я слушал разговор двух мужиков у отдела с алкоголем. Один что-то втирал другому про машину и внуков, второй рассказывал про рояль, который достался ему в наследство:

— …шалишь, есть гражданский кодекс 1964 года! Там черным по белому написано — у советских граждан есть право оставлять своё имущество любому человеку! Так что к черту они пойдут, бездельники! Я Афанасьичу «Победу» завещаю! — втирал один из пожилых джентльменов.

— Ага, но одна треть всё равно им достанется, прямым наследничкам. Вон, мне рояль приволокли после батькиной смерти… На кой черт мне рояль? — сетовал второй. — Лучше бы деньгами выделили. Кому нужен этот рояль? Куда я его поставлю?

— А в 13 статье новой конституции нашей — я читал — прямо говорится о том, что личная собственность и право наследования в СССР охраняются государством! Так что хрен им, а не «Победа»! — продолжал наседать первый. — Олухи! Разгильдяи! Как дрова поколоть — так не зайдут, а как «Победу» — так отпиши, деда! Я лучше Афанасьичу отпишу, оглоеды!