Эффект «домино»

— Опознать надо одного типа, — соврал я.

— Вадим Андреевич, — вспомнил он вдруг мои имя и отчество, — совсем меня засветить хочешь, опознавать заставляешь, а если это мой друган?

— По фотографии опознать, без протокола, — успокоил я.

— Могли бы фото сюда принести, — подсказал он.

— Может быть, всю папочку с делом тебе прямо сюда доставить надо было? — сурово изрек я и отчеканил: — Пошли.

Секунду поколебавшись, он подчинился.

До управления доехали на его машине. Я определил ее на служебную стоянку. Провел осведомителя к себе в кабинет. Усадил.

— Ну и где фотография? — нетерпеливо спросил он.

— Не торопись, разговор предстоит долгий, будет и фотография, и еще кое-что, — пообещал я голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Пообещал и начал бесцельно перекладывать бумаги, пусть помучается в догадках, понервничает, а я в это время сосредоточусь, хотя сделать это трудно: печальная мысль об утрате давила на психику. Пришлось даже пожалеть, что заварил кашу, находясь не в лучшей форме. Но сыск — не спорт, а я не спортсмен, и откладывать попытку мне не с руки.

— Итак, интересуешься фотографией, — нарушил я молчание. Поединок начался, и не было никакой уверенности, что он закончится в мою пользу и что не пошлю его от досады на 72 часа без санкции прокурора в следственный изолятор. Правда, это уже выглядело бы с моей стороны как капитуляция.

— Мне кажется, она больше интересует вас, — поправил он меня.

— Смотри внимательно, — я положил перед ним фотографию Марины Петруниной. — Запечатленная здесь особа тебе не знакома?

Он тянул с ответом, а значит, паниковал, не зная, в какую сторону дернуться. А выбор-то у него небогатый: «да» или «нет». Но он-то понимал, что и тут, и там его ждали ловушки, иначе я не притащил бы его попусту в управление.

— Ну и как, узнал эту женщину? — торопил я его с ответом.

— Вроде бы видел, на рынках многие лица примелькались, — ловчил он.

— Почему решил, что она работала на рынке?

— А где же еще мог ее встретить, если почти вся моя жизнь проходит там?

— Хитришь, господин Саврасов. Перед тобой фотография твоей бывшей любовницы, информацию по убийству которой ты мне так искусно поставляешь.

— Перебор, начальничек, за неимением подозреваемых шьешь дело тому, кто искренне помогал, — и он даже позволил себе нагловато ухмыльнуться.

— А подружку своей любовницы по имени Ольга, полноватая такая, тоже забыл? Знаешь, она дала тебе кличку Ловчила. И вправду Ловчила. Ну что, Кеша, Иннокентий, кажется, так ты представился своей будущей жертве… — при слове «жертва» он глянул на меня исподлобья, — признаваться будем или организовать очную ставку с Оленькой? И еще заметь: я не веду протокола, не записываю на диктофон. Можно пока считать: у нас что-то вроде беседы, и ты пока можешь взять свои слова обратно. Короче, ты не говорил, я не слышал. Итак?

— Ну, хорошо, это Марина Петрунина, моя знакомая, — сдался Ловчила и добавил: — Мы расстались по-хорошему.

— И ты спокойно отпустил такую богатенькую подругу?

— Вынужден был. Появился Леша, из ваших, но с замашками крутого парня. Пришлось отойти в сторону, — судя по спокойному тону, он обрел хладнокровие.

— Чтобы затем убить ее и завладеть драгоценностями и валютой, — рубанул я.

— Не лепи горбатого, Вадим Андреевич, такой номер без адвоката не пройдет, — он вызывающе откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

— Адвоката, конечно, предоставлю по первому требованию, хочешь — от коллегии, хочешь — занимающегося частной практикой, а хочешь — от братвы, от той самой, которую ты закладывал, — пришел и мой черед ухмыльнуться и откинуться на спинку стула.

— Нечестная игра, — процедил он сквозь зубы.

— Можно подумать, ты придерживаешься правил честной игры.

— Хочешь заставить меня признаться в убийстве Марины?

— Угадал. Признание — единственный выход.

— Ну, а если я не совершал убийства?

— Ты знал двоюродного брата своей покойной любовницы? — преподнес я ему очередной вопрос.

— Ни с кем из ее родственников знаком не был, — отрезал он.

— Ты не только знал двоюродного брата Петруниной, но и наверняка знал о его психической неуравновешенности, попросту говоря — болезни, обострением которой воспользовался и начал подталкивать его к совершению преступления, то есть к убийству Макарова.

Он отрывисто гоготнул, резко передернул плечами, пристукнул ладонями по коленям:

— Ну ты даешь, Вадим Андреевич! Здорово сочиняешь!

— Профессия такая, — сохранял я видимое спокойствие и следом предложил: — Хочешь выслушать краткую историю своих похождений?

— Не испытываю желания, — помотал он головой, — только потеряем время.