— Ты пробовал её открыть? — Нат удивлённо смотрит мне в глаза, словно он впервые об этой шкатулке вообще слышит. Ну, не удивительно, ведь речь об этой штуковине заходила крайне редко, а вернее — никогда. Мы и о Сэм никогда не разговариваем. Мне иногда приходится отбиваться от резких нападений со стороны Ариэль, но не более.
— Нет, — достаточно резко сказал я, этим дав понять своим друзьям, что дальнейшие расспросы не нужны. Но Рэджи, как всегда, делает вид, что он не понимает намёков.
— В чем проблема? Хоть бы попробовал.
Нат молча смотрит в тарелку. Рэджи задевает больную для меня тему, да ещё и смотрит на меня как-то странно, мол, «Кью, ты какой-то придурок, честное слово». Может, он и прав. Я действительно дурак. Столько времени маяться с какой-то шкатулкой, слюнями обливаться, надеяться на то, что внутри действительно что-то стоящее, а сейчас просто… забить на неё жирный гвоздь. В этом, и правда, нет логики.
— Ладно, я на перекур. Нат, спасибо за восхитительный завтрак. Моя мать в жизни такое бы не приготовила.
Рэджи говорит это так искренне, с детской улыбкой на лице, что я невольно радуюсь за друга, ведь в этом доме он действительно не должен притворяться быть кем-то другим. Но что-то внутри меня подсказывает, что я должен пойти на улицу вместе с ним. Я знаю Рыжего не так хорошо, как хотелось бы, но здесь невооружённым глазом видно, что с ним что-то не так. Люди, которых что-то беспокоит внутри, снаружи улыбаются чаще других.
Кивнув Нату, я выхожу на улицу, предварительно надев пальто.
— Рэдж, в чём дело? — я осторожно подкатываю к нему с правой стороны.
— Через месяц мне исполняется двадцать один, Кью. В следующем году я заканчиваю своё обучение, но не знаю, что делать дальше. Мой отец постоянно поднимает руку на меня, на мою мать.
— На мать-то за что? — ужасаюсь я.
— За то, что та меня прикрывает. Мама меня очень любит. И хоть готовит она хреново, но она хороший человек. Вернее, единственный человек, кому не всё равно.
Моя рука накрывает плечо парня.
— Рэджи, нам не всё равно, — уверяю друга я.
— Правда?
— Хочешь уехать вместе с нами? — задаю встречный вопрос, так как не вижу смысла что-либо доказывать. Так сказать, иду на рожон. После моих слов Рэджи больше ни в жизнь не подумает, что нам на него плевать. И это правда. Было бы неплохо, на самом деле, если бы он уехал вместе с нами. Когда я переехал в этот город, Нат и Рэджи — единственные люди, которые не спрашивали, кто я, и почему я такой странный. Сейчас до меня начинает доходить тот факт, что эти двое, возможно, догадывались, чей я сын, и что я забыл в этом маленьком городке. Никто из них не настучал. Оба меня поддерживали. Нат, так вообще, стал моей семьей. Рэджи — хорошим другом.
— Знаешь, что? — я сбрасываю руку с плеча Рыжего и киваю ему на дорогу, — я хочу накостылять твоему отцу. Никогда не бил чужих родителей. Это, наверное, приятное ощущение, когда лепишь пощёчины одну за другой человеку, который это заслужил. Который и сам недавно тебя… о! Знаешь, что недавно Сэм учудила? — восхищённо говорю я, вспомнив, как Саманта врезала своей матери за все её грехи, а затем затыкаюсь. Рэджи удивлённо смотрит на меня, а я понимаю, что даже спустя сорок четыре дня после нашего с ней прощания до сих пор думаю о ней. Слова об этой девушке вырываются спонтанно, я даже не замечаю.
— И что же она учудила? — улыбается мой собеседник.
— Я часто думаю о ней. Рэдж, чёрт возьми. Мне кажется, я в неё…
— Я понял, — смеётся Рыжий, — но будет странно, если два парня начнут говорить о любви. Ну, в смысле, парни ведь обычно вообще такие вещи не обсуждают.
И то верно. Чего это я раскис? Вроде, хотел что-то предложить своему другу. Точно!
— Рэджи, суть не в этом. Я хочу врезать твоему отцу.
Рыжий вдруг резко обнимает меня и тихо говорит прямо на ухо:
— Спасибо, Кью. Но, поверь, мой отец не стоит ни капли твоего внимания.
Правая рука моего друга снова сжимает моё плечо.
— Это мы ещё посмотрим, — улыбаюсь я, отстраняя от себя Рэджи. Он прячет глаза, но, кажется, тоже улыбается.
Мы возвращаемся в дом, и я высказываю идею нашему народу, ну, вернее, только Нату, так как Ари занята своими делами — возится с собакой, напялив на себя игрушечный стетоскоп из детского набора врача, и слушает живот, пока Джуди покорно лежит на спине.
— Да, я не против, — говорит Натаниэль, выслушав мою идею преподать отцу Рэджи урок, — только, давай без насилия, хорошо? У меня есть идея получше. Но нам следует быть очень-очень осторожными, — внезапно тон Умника становится серьёзнее, на пару тонов ниже. Мы рассаживаемся за стол, складываем локти на поверхность, подвинув стаканы с апельсиновым соком, и внимаем. Нат придумывает план, который, в общем-то, никому не навредит. Ну, разве что, отцу Рэджи. Наш рыжий ловелас коварно улыбается, дослушав предложение Умника, и я потираю руки, убрав локти со стола.
— Все согласны? Так будет разумнее, — заканчивает свою речь наш маленький «только-давай-без-насилия», и мы с Рэджи обмениваемся взглядом аля-это-куда-лучше-чем-насилие.