Эффект искажения

Перепуганные слуги покинули покои, оставив растерявшего важность лекаря наедине с высокородным пациентом. Физик сделал робкую попытку воззвать к благоразумию графа:

– Ваша светлость, но больная кровь…

– Молчите, – оборвал Амедео, – у меня мало времени. Я знаю, что сегодня умру.

– Этого не может знать никто, кроме Всевышнего! – воскликнул мессэре Чиприано.

– И он послал мне сон, – задумчиво проговорил граф. – Но я не о том… Скажите, мессэре, в чем вы видите причину моего недуга?

– В вашем желудке образовался избыток черной желчи. Распространяясь по телу, она отравляет кровь, делая ее черною, что вызывает воспаление во всем организме, – ответил врач. – Поэтому я вижу в кровопускании единственное средство от постигшей вас болезни.

– Оставьте свой ученый бред. Мне не интересны последствия. Я спросил о причине.

Мессэре Чиприано замялся. И дело было не в том, что он не знал, откуда взялся странный недуг, поразивший графа. Напротив, он был уверен, что понял его причину верно. Но как сказать об этом пациенту?

Амедео с трудом усмехнулся, прищурив тусклые от болезни карие глаза. Горбатый нос, который придворный поэт в своих виршах называл орлиным, казался непомерно огромным на исхудавшем лице.

– Меня отравили, верно?

Врач снова содрогнулся. Да, тысячу раз да! Он был убежден, что кто-то убивает несчастного графа. Но будь он проклят, если мог понять, каким образом яд попадает в желудок его пациента! Перед подачей на стол все блюда давали попробовать сначала кухонным рабам, затем собакам. Посуду, с которой ел граф и его семейство, проверяли надежные слуги, а в кубок, из которого пил его светлость, был вделан рог единорога, предохранявший вино от отравления. Отчаявшись, физик сам принялся следить за всеми работами на кухне. Тщетно: неведомый яд медленно, но верно убивал Амедео делла Торре.

– Значит, я прав, – тихо проговорил граф, внимательно наблюдавший за изменениями в лице лекаря. – Ступайте, мессэре, позовите ко мне фра Никколо.

Боль возвращалась, а с нею и неимоверная слабость, сковывавшая тело, и осознание близости смерти. Следовало торопиться. Фра Никколо, высокий широкоплечий монах с округлым румяным лицом и чувственными губами тайного сластолюбца, облаченный в серую рясу из дорогого сукна, подошел к кровати, благословил умирающего.

– Я хочу исповедаться, святой отец, – прошептал граф и вдруг, не дав фра Никколо произнести положенную в таких случаях фразу, спросил: – Что произойдет с душой человека, не сумевшего перед смертью простить своих врагов?

– Все в руках Господа, сын мой, – монах озадаченно нахмурил густые брови, – но гнев – один из семи смертных грехов. Лишь Господь наш может решать, кому простится, а кому нет. Отказывая врагу в прощении, ты возносишь себя выше Господа, впадая в самый страшный грех – гордыню.

– Что же станется со мною за это?

– Грешник будет ввергнут в геенну огненную, где ему вечно гореть в адском пламени, – строго произнес священник.

– Геенна… – тихо рассмеялся больной. – Есть ли муки страшнее тех, что я испытываю сейчас? Я готов… – И, словно не было этого странного разговора, повторил: – Я хочу исповедаться, святой отец.

Боль все крепче сжимала графа в безжалостных объятиях, не дав ему закончить покаяние в грехах. Во время соборования и елеосвящения он жалобно кричал, заглушая слова мессы. Наконец фра Никколо вышел из покоев.

Под дверью собралась вся семья делла Торре, узнавшая от лекаря о том, что умирающий потребовал священника.

– Можете проститься, – сурово произнес фра Никколо.

Тихо, гуськом они вошли в комнату и встали вокруг ложа страдальца. Младший брат графа Паоло, красивый крепкий мужчина тридцати пяти лет, его сыновья – похожий на отца пятнадцатилетний Паоло-Джачинто и тринадцатилетний весельчак Лучано. Супруга Паоло, мадонна Ортензия, хмурая полноватая женщина. Некрасивая и немолодая, в прошлом месяце отметившая свое тридцатилетие, она безмерно ревновала своего все еще полного мужской силы супруга к каждой хорошенькой служанке. Ревность и зависть к чужой юности прорезали глубокие складки вокруг рта, брюзгливо опустили уголки губ. Глаза навыкате делали мадонну Ортензию похожей на большую рыбу…

Чуть поодаль от остальных родственников стояла юная мадонна Анджелика – жена умирающего. Высокий выпуклый лоб, золотистые кудри, выбившиеся из-под светлого покрывала, широко раскрытые ореховые глаза, в которых дрожали беспомощные слезы, аккуратный носик, детски припухлые губы… мадонне Анджелике было восемнадцать лет. За юбку ярко-голубого платья цеплялись двое мальчиков – сыновья, близнецы Витторио и Алессандро, одинаковые как две виноградины с одной кисти. Господь не благословил первый брак Амедео детьми. Овдовев, граф выдержал положенный срок траура и женился на тринадцатилетней Анджелике из небогатого рода ди Грассио. Разница между супругами составляла четверть века. Амедео, без памяти любивший юную жену, молил Бога лишь об одном – о наследниках. Его мечта осуществилась вдвойне, и спустя год Анджелика подарила мужу близнецов.