Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев

Охранник Варниш: «Этот опыт был для меня чрезвычайно интересен. Идея о том, что две примерно одинаковые группы студентов колледжа всего лишь за неделю превратились в две совершенно разные социальные группы, причем одна обладала абсолютной властью и с ее помощью подавляла и подчиняла другую, — довольно пугающая.

Я удивлялся сам себе… Я заставлял их обзывать друг друга и чистить туалеты голыми руками. Я на самом деле считал заключенных „скотами“, я начал думать, что действительно должен следить за ними, чтобы они ничего не предприняли»[154].

Охранник Венди: «Я получал удовольствие, унижая и наказывая заключенных, но мне это совершенно не свойственно, потому что обычно я сочувствую слабым и раненым, особенно животным. Я думаю, это был результат полной свободы, когда я мог командовать заключенными, и я начал злоупотреблять своей властью»[155].

(Интересный пример переноса новой власти в поведении этого охранника мы нашли в журнале начальника тюрьмы Джаффе. Венди сказал другим охранникам своей смены, что поймал себя на том, что дома начал командовать своей матерью.)

Охранник Арнетт: «Мне было несложно вести себя жестко. С одной стороны, я несколько авторитарен (хотя мне очень не нравится это качество и в себе, и в других). Далее, я чувствовал, что этот эксперимент важен, и то, что я „вел себя как охранник“, помогало выяснить, как люди реагируют на реальные притеснения… В основном на мое поведение влияло чувство, хоть и неопределенное, что настоящая тюрьма — очень жестокое место, и она дегуманизирует. Я пытался соответствовать этому в рамках своей роли и полномочий… Прежде всего, я пытался избегать личных связей или проявлений дружбы… Я хотел оставаться нейтральным и вести себя по-деловому. Кроме того, я читал, что скуку и другие аспекты тюремной жизни можно использовать, чтобы дезориентировать людей, лишить их ощущения собственной личности (с этой же целью их загружают монотонной работой; наказывают всех заключенных за „плохое“ поведение одного; требуют идеального выполнения бессмысленных задач во время физических упражнений и в других случаях; во время физических упражнений отдают резкие команды механическим голосом. В социальном окружении… люди очень чувствительны к тем, кто управляет этим окружением, и я пытался устранить солидарность заключенных, используя некоторые из этих методов. Но я использовал их очень ограниченно, потому что не хотел быть жестоким»[156].

О хороших и плохих охранниках

Пол-5704: «Мне нравились Джон и Джефф [Лендри]. Они не вошли в роль охранников так глубоко, как другие. Они всегда оставались людьми, даже когда кого-то наказывали. Я был удивлен тем, что большинство охранников так серьезно восприняли свои роли, несмотря на то что каждый день или каждый вечер уходили домой»[157].

Охранник Джон Лендри: «Я поговорил с другими заключенными, они сказали, что я был хорошим охранником, и поблагодарили за это. Но в глубине души я знал, что вел себя дерьмово. Керт [Бэнкс] посмотрел на меня, он тоже это понимал. Я также знал, что хотя относился к заключенным мягко и справедливо, я подвел самого себя. Я потворствовал жестокости и ничего не делал, только испытывал чувство вины и пытался быть „хорошим“. Честно, я не думал, что могу что-то изменить. Я даже не пытался. Я делал то, что делали все остальные. Я сидел в комнате охранников и пытался не думать о заключенных»[158].

Еще более примечательными оказались свидетельства важности опыта, вынесенного из этой искусственной тюрьмы, и его влияние на охранника, которого заключенные признали самым справедливым и человечным, — Джеффа Лендри, старшего брата Джона Лендри. Оно прозвучало в его аудиоинтервью в конце исследования. Джефф удивил нас: оказывается, он хотел сменить роль.

Охранник Джефф Лендри: «Этот опыт стал для меня больше, чем просто участием в эксперименте. Я хочу сказать, что если даже это был эксперимент, его результаты оказались слишком реальными. Когда заключенный смотрит на тебя пустыми глазами и что-то невнятно бормочет, у тебя нет другого выхода, кроме как ожидать худшего. Потому что ты боишься, что произойдет худшее. Как будто я уже признал, что это произойдет, и малейшие признаки тревоги и беспокойства — это начало самого худшего сценария. Этот опыт стал для меня больше, чем просто экспериментом, когда № 1037 начал вести себя так, как будто у него нервный срыв. Я испугался, я захотел уйти. Я хотел попросить, чтобы меня сделали заключенным. Я чувствовал, что не хочу становиться частью машины, подавляющей других людей, вынуждающей их подчиняться и постоянно их унижающей. Я бы предпочел, чтобы унижали меня, чем унижать людей самому»[159].