– Это смерть от тысячи порезов, – объяснил Олсон. – Что-то вроде искажения «status quo» встраивается в общество всеми этими сильными группами. Правила дискриминируют новых людей, новые компании, новые идеи, а именно из них общество должно черпать энергию. Так что возникает эдакий институциональный склероз, который перекрывает национальные артерии. Мне кажется, это одна важнейшая проблема общества. Ее трудно заметить, поскольку ни одна из социальных глупостей не фатальна сама по себе, но вместе они могут погубить общество.
Олсон признает, что торговля кризисом – неотъемлемая часть демосклероза, ведь ей часто пользуются политики и группы особого интереса. Они следуют известному афоризму Рама Эмануэля, бывшего мэра Чикаго и главы администрации Белого Дома: «Никогда не хочется впустую тратить серьезный кризис».
Общество в целом не получает выгоду от перегибания палки, реагируя на преувеличенную или выдуманную проблему, но не в интересах обычного гражданина разрушать иллюзию кризиса. Поэтому Цыпленок Цыпа сталкивается с небольшим скепсисом, и есть по крайней мере одна группа особого интереса, готовая сыграть роль Лисы, предложив быстрое решение.
Кризис может не быть настоящим, а решение – не нести долгосрочного добра, но политики слишком торопятся это выяснить. Они могут тут же получить рекламу и другую выгоду (например, взносы на кампанию), если бросятся на спасение. Какими бы ни были их методы, эффект останется, даже когда кризис пройдет.
Пока страна расширяет армию, военный истеблишмент не может снова уменьшиться до прежних размеров.
Как отметил в своей истории правительственного роста «Кризис и Левиафан» экономист Роберт Хиггс: «Бюрократия, предписания и субсидии не заканчиваются вместе с кризисом, как и особые интересы, которые получают выгоду из политики».
Цена кризиса растет, и дело не только в деньгах.
Мы тратим столько времени и энергии, волнуясь из-за мелких или выдуманных угроз, что в итоге отчасти жертвуем своей безопасностью.
Как и древние императоры, современные торговцы страхом мешают инновациям, породившим Великое обогащение. Ученые, занимаясь сельским хозяйством, Зеленая революция которого в середине двадцатого века кормила резко выросшее население Азии, ожидали такую же революцию в африканском сельском хозяйстве. Для этого хотели использовать генно-модифицированное зерно, но вторую зеленую революцию подавил Greenpeace и другие активисты движения «анти-ГМО» в Европе и Америке. Они не только пугали общественность (половина американцев считала ГМО нездоровой пищей), но заставила организации и правительства остановить финансирование исследований ГМО, что помешало фермерам в Африке использовать зерновые, которые бы накормили больше людей и решили проблемы питания. Торговля страхом даже заставила чиновников Замбии отказаться от иностранной помощи во время голода, потому что в продуктах содержались ГМО.
Считается, что каждый год больше миллиона человек умирает и по крайней мере 250 000 детей теряют зрения из-за нехватки витамина А и других микроэлементов, которые можно получить, потребляя разные виды риса, бананы и другую еду, уже производимую благодаря генетическим технологиям. Такой урожай считает безопасным большой ряд ученых, из них свыше 140 нобелевских лауреатов, которые назвали кампанию против ГМО «преступлением против человечества». Но разница во мнениях ученых и общественности здесь даже больше, чем несогласия по поводу эволюции и изменения климата.
У лауреатов нет бюджета Greenpeace, чтобы продвигать и рекламировать свою идею. Как и у детей, которые теряют зрение и погибают от нехватки витамина А.